Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элеонора остановилась в метрах пяти, не доходя до стола, и застыла в ожидании, когда на нее обратят внимание. В комнате кроме стола и стула Председательши мебели не было никакой. Председательша оторвала взгляд от протертой в нескольких местах когда-то лакированной столешницы и неуверенно спросила:
— Ты ко мне?
Такое обращение насторожило Элеонору и, она без особой надежды на успех своего мероприятия, ответила:
— Да, я к вам. Меня надо внести в список.
Председательша почесала затылок, в раздумье закатила глаза к серому потолку и выдохнула длинный ряд слов:
— Ты живешь с Метиком неправильно, незаконно, без регистрации. В списке тебя нет. Регистрируйся.
Председательша, выпалив эти слова, затихла и снова занялась изучением поверхности стола.
«Сумасшедший поселок», — подумала Элеонора и в нерешительности стояла в ожидании дальнейших действий Председательши.
— Иди регистрируйся, — приказала Председательша, не отрываясь от своего занятия и добавила: — Иди. Сегодня все.
В коридоре что-то зашумело. Послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, и чья-то голова прокричала:
— Выходим. Быстро выходим!
Она вышла в коридор. Несколько человек с невзрачными лицами обогнали ее и скрылись за входной дверью. В коридоре погас свет, ей пришлось на ощупь пробираться к выходу. Снаружи в сумерках она наткнулась на жиденького старичка, снимавшего со стены табличку с надписью «Канцелярия». Затем он кряхтя забрался на крышу и, сняв флаг, бережно свернул его и спрятал за пазуху. Уже внизу увидя, что она никуда не ушла и наблюдает за его действиями, он попытался объяснить, зачем он это все проделал:
— Упрут ведь все. Уже раза три умыкали, — и, как бы извиняясь, он добавил: — фулиганят ребята. Скучно тута у нас.
Старичок что-то еще прохрипел себе под нос, она расслышала только что-то вроде — «кхе-кхе», и семеня удалился в густеющую темноту. Она с минуту постояла у входа, пытаясь понять, по какой дорожке ей возвращаться назад. Где-то за углом послышались молодые голоса:
— Куда сегодня бросим кости?
В ответ послышалось:
— Централку поутюжим.
— А может к бабке заявимся?
Им возразил третий голос, басовитый:
— Ну вы чо, дубильники чо ли? У бабки вчера осуществлялись.
Голоса постепенно удалялись. Последнее, что она расслышала, — «отобразим веселяк».
«Здесь, похоже, каждый вечер веселяк», — подумала она, наугад выбрала среднюю дорожку и, проваливаясь по колено в снег, заторопилась на метеостанцию. Преодолев с десяток метров в темноте, слабо подсвеченной яркими зимними звездами, она заметила темную фигуру, двигающегося навстречу человека.
«Тропинка узкая», — испугалась она, — «как я с ним разойдусь?»
Темная фигура приближалась, и ей стало как-то не по себе. Человек подошел вплотную.
— Эля, это я.
Испуг сменился слабостью, ноги подкосились, и он подхватил ее на руки. Уже в помещении Метик мрачно спросил ее:
— Где ты была?
— Я пыталась попасть в список. Это у вас, оказывается, самое главное.
— Тебе нельзя одной так поздно возвращаться, — уже менее строго добавил он. — Будем ужинать, — и удалился на кухню.
За ужином она все-таки спросила его:
— А как мне зарегистрироваться?
Он помолчал и несколько смущенно ответил:
— Это они имеют в виду нас обоих.
— Ты здесь без регистрации? — изумилась она.
— Они считают, что раз мы живем вместе, то должны быть зарегистрированы, — он сделал паузу и добавил: — зарегистрированы как супруги.
— Как супруги? — переспросила она.
Он молчал и, видимо, от смущения старался не смотреть ей в глаза.
Элеонора впервые в жизни поняла, скорее почувствовала, что у нее есть шанс стать женой, супругой. Что ей только не предлагалось раньше, но стать супругой по закону — эта возможность появилась только сейчас. Все внутри у нее разволновалось, буря эмоций от радости до огорчений, все перемешалось. Она закрыла ладонями лицо и не смогла удержать слез.
«Здесь, в этом захолустье, ей предложили супружество, а там, в их лощеном высшем свете, только обман, сплошные иллюзии, там видимость чувств. Очень жаль, что мне предложили это здесь. Этот отшельник Метик… Саша. А что? Он совсем неплох», — все эти мысли стремительно пронеслись у нее в голове. Она взяла себя в руки, вздохнула, промокнула влажные глаза и приготовилась к дальнейшему ходу событий.
А он стоял, смотрел на нее, и в глазах его читались и испуг, и великая жалость, и глубокий стыд за свой необдуманный поступок. Он, похоже, пытался найти какие-то слова оправдания, утешения, но не находил их, и широко открытые глаза и хриплый шепот говорили о его страшном смятении.
— Да разве я хотел. Вы меня не поняли… Разве можно, — он снова перешел на вы. — Разве можно так. Простите, простите…
Руки его то цеплялись ладонями друг за друга, то беспомощно повисали, то тянулись к ней, не смея до нее дотронуться. Видя его нервное возбуждение, она тихо и как можно спокойнее сказала:
— Я согласна быть вашей женой, — она тоже, видимо, от важности решения, перешла на вы.
Он остановил сбивчивый шепот. Они стояли и смотрели в глаза друг другу, пытаясь осознать это новое положение, в котором внезапно оказались, пытаясь заглянуть в то будущее, что может их ожидать потом, не сейчас, а сейчас надо было просто пережить это волнение.
— Эля, разве это возможно, разве я вам… — он поправился, — тебе нравлюсь, хоть чуточку.
— Да, — ответила она, — нравишься. Мы, может быть, сможем и полюбить. Сможем? — спросила она с тревогой, продолжая пристально смотреть ему в глаза.
— Полюбить? — как бы размышляя вслух, спросил он сам себя. — Да, да, мне кажется, что я люблю… — Он побоялся сказать — тебя и опять смутился, размышляя о чем-то своем.
Она поняла, он пытается разобраться в своих чувствах, и ему для этого необходимо какое-то время. Пожалуй, как ей показалось, такие эмоции у него появились впервые. Она не торопила его, она ждала. Он приблизился и неуклюже поцеловал ее руку.
— Мы так мало знаем друг друга, мы готовы к этому путешествию — супружеству? — спросил он, не отпуская ее руки.
Она решительно обняла его и поцеловала в губы. Эту ночь они провели вместе.
* * *
— Ты любишь меня? — прошептала она ему в ухо.
— Да, я люблю тебя, — ответил он.
Поселок спал, даже собаки не лаяли. Под утро все хождения прекратились. Стояла глухая тишина, которая бывает перед бурей, когда все живое замирает и готовится встретить ненастье.
— Ты любишь меня, как тот барин из романа? — спросила она, разглядывая его лицо в профиль.
— Какой барин? — переспросил он.
— Тот, который полюбил девушку, но так
