упала температура, и мурашки побежали от шеи вниз по позвоночнику.

– Никогда бы не подумала, что ты такое ощущал – ты был слишком спокоен и отчужден. Ну разве что на стуле ерзал.

– Вот поэтому и ерзал, что не по себе было.

– А я думала, тебе просто скучно… И неприятно.

Довлатов засмеялся.

– Далеко не скучно, учитывая то, что выдавал твой друг. Плюс там была ты. Ты так забавно нервничала и переживала, будто зубрила, которой впервые в жизни поставили четыре.

– Но ты даже не смотрел на меня!

– Я всегда смотрел, когда ты не видела.

– Но Галя… Я помню, ты сказал, что ей показалось.

– Я сказал так, потому что хотел все скрыть. Я ведь еще не понимал, что со мной происходит и в честь чего я вдруг стал таким перевозбужденным, ведь на работу в тот день ехал, почти засыпая. Я не раскрываю карт, пока сам не разберусь, где козырь. И, похоже, ты действуешь так же, – улыбнулся он, вновь целуя меня в макушку.

– Это правда. Если мужчина мне нравится, я никогда в жизни не покажу ему этого. Пусть думает, что меня он не впечатлил.

– Чтобы разбудить интерес? Хитро придумано.

– Ну, ведь твой интерес я-таки разбудила.

– Ты разбудила его одним своим появлением. Хотя да. Не будь ты такой, какая есть, я бы не стал тебя ремнем к себе пристегивать. Ты помнишь это, помнишь, а? Каково тебе было тогда? Удивилась? – воскликнув это, Довлатов стал щекотать меня.

Я завизжала, как девочка, и забилась на кровати в приступе смеха, безуспешно пытаясь отомстить ему, но он не боялся щекотки.

– Ладно, ладно, все, хватит, – сжав мои руки, он остановил эти бешеные пляски, замер, глядя на меня, затем убрал растрепавшиеся волосы с моего лица и прошептал: – красива. Душой и телом. Знаешь, я еще никогда не встречал девушки, у которой была бы такая фигура…

– Какая?

– Идеальная.

– Костя, хватит тебе…

– Я серьезно, Янка. У тебя идеальная фигура. Разница между объемом талии и объемом бедер у тебя просто… шикарная. А это – самое главное в девушке. Жаль, что ты носишь одни брюки. Если представить тебя в мини-юбке с такими бедрами – это мгновенная эрекция.

Смутившись, я положила палец на его губы.

В университет я опоздала ровно на одну пару. Все же уговорила его поваляться еще немного и обсудить так много вещей, которые просто требовали обсуждения. Довлатов подвез меня к зданию, почти к входу, не обратив внимания на дикие взгляды студенток в нашу сторону (окна его «форда» не знали тонировки). Наплевав на будущие разговоры, поцеловал меня, едва не увлекшись, а на прощание снял браслет с серебряными черепками в переплетении кожаных тесемок и надел на мое запястье. Не отпуская моей ладони, он серьезно произнес:

– В залог того, что все будет так, как я обещаю, я отдал бы тебе душу, если бы мог. Но вот тебе моя гарантия. Носи и верь – он был со мной с молодости.

И он поднес мою ладонь к губам, поцеловал каждый палец и отпустил. Едва не срываясь на слезы радости, я кивнула и вылезла из машины. Вообще меня сложно чем-либо растрогать, но это было нечто настолько чувственное, что пробрало сильнее запаха.

Как ни странно, но когда после пар ко мне подошла староста, я не стала делать вид, будто она пустое место. Сегодня мое настроение располагало даже к дружеским беседам с врагами. Весь мир казался сказкой. Я начала верить в чудо, добро, любовь и людей. И никто не мог отнять у меня этой веры.

– Яна, здравствуй.

– Здравствуй, Лена. Чем обязана?

Она опустила взгляд на мой браслет, затем снова посмотрела мне в глаза.

– Послушай, ты можешь уделить мне немного времени?

– С какой это стати?

– Я все понимаю: ты меня знать не хочешь, я разочаровала тебя как человек и так далее…

– Нет, не так. Намного короче. Ты просто завистливая сука, – я пожала плечами, улыбаясь ей в лицо. Но она смотрела на меня так открыто, как будто прятала козырь в рукаве, да такой, что моя улыбка вскоре смоется навечно.

– Яна, послушай. Между нами было серьезное разногласие. Я виновата, каюсь. Не только по долгу своего положения, а по простому человеческому долгу я должна попросить у тебя прощения, чтобы урегулировать отношения между нами.

– Зачем тебе это? – здесь явно подвох.

– Во-первых, мне совестно. Во-вторых, у старосты должны быть нормальные отношения со всеми одногруппниками. В-третьих, я не люблю иметь врагов за спиной. Лучше чистая совесть.

– Не волнуйся, чистой она у тебя никогда не станет.

– Ну, это мы еще посмотрим.

– Чего ты хочешь? – я сложила руки на груди, начиная утомляться от неприятной беседы.

– Хочу, чтобы мы вместе пообедали и помирились. Я плачу. Поверь, нам есть, о чем поговорить. Идем.

Я пристально посмотрела ей в глаза, прищурившись. Но поняла, что больше никакого подвоха не чувствую, и доверилась своей интуиции.

– Ладно. Пойдем.

Лена радостно улыбнулась.

– Вот и славно, что не пришлось тебя долго уговаривать. А то я думала, придется дольше. Ну, ты понимаешь, не мне рассказывать тебе о твоем характере, – защебетала она, спускаясь по лестнице и явно стараясь заговорить меня, отвлечь от чего-то важного. Но я не понимала, от чего, зачем ей это надо, какая ей выгода, и мне было не по себе.

Всю дорогу до пиццерии она о чем-то рассказывала мне, порой заглядывая в глаза, чтобы убедиться, что я все еще слушаю. Но внутри меня развивалось нехорошее предчувствие, ощущение, будто меня ведут на казнь, а сам инквизитор – это Довлатов, ждущий у плахи с заточенным топором.

– О чем ты там поговорить хотела? – спросила я старосту, когда мы заказали по кусочку пиццы и по стакану сока и с подносами пришли за столик, начиная их разгружать.

– О Довлатове, – просто ответила она, поразив меня этим словом. Как было гадко слышать это из ее наглых уст. Тем более, после того, что было этой ночью…

– Я думала, ты хочешь объяснить мне свой поступок и извиниться.

– Разумеется. Но ведь и мое объяснение, и мое извинение напрямую с ним связано.

– Тогда я слушаю тебя, – разрешила я, принимаясь за пиццу.

– Правильно делаешь. Слушай. Кушай и слушай, – подло улыбнулась она. – Я ведь почему это про тебя написала? Потому что зла на тебя была. Что ты мое забрать можешь, увести. Так и получилось, я вижу. Уже слух пробежал, что вы вместе, вас видели даже. Да и браслет его на тебе. Но я