Всё навалилось сразу: недавний кошмар, от которого сердце до сих пор неприятно покалывало; вкус его губ, которые оказались страстными и на удивление нежными, не смотря на резкие очертания, и тревога. Всё надавило на горло спазмом, заставив наброситься с кулаками и бить по плечам, торсу, толкать, а потом снова притягивать к себе и снова бить.

Так проявлялся её страх потерять. Ведь бывает, когда неосторожный ребёнок, ослушавшись, залезет на высокий стул и упадет с него, а мама, испугавшись, ещё и всыплет сверху. А потом будет плакать вместе с чадом, прося у него прощения. Ведь ударила не потому, что хотела наказать за непослушание, а потому, что сильно испугалась. Вот так и Стася.

Шамров стойко сносил удары, позволяя делать с собой всё, что заблагорассудится. С плотно сжатыми челюстями наблюдал за мелькавшими кулаками и в который раз терпеливо ожидал момента, когда девушка выдохнется.

— Ты… — так много всего хотела сказать, выплюнуть в лицо все претензии, обвинения, злость, что сейчас захлебнулась, давясь застрявшими в горле словами. — Ты… не имеешь права запирать меня, указывать, когда выходить из дому и контролировать каждый шаг.

— Имею! — задохнулся, перехватив неиссякаемый поток ударов левой рукой. — Вот, — растопырил пальцы, демонстрируя кольцо, — тому доказательство. Захочу — будешь сидеть под замком весь год.

Стася вырвала руки, отскочив подальше:

— Не-е-е-т… НЕТ!!! Не буду! Потому что не собираюсь ждать тебя целыми днями напролет и сходить с ума от неизвестности, — завелась, наконец, ощутив прилив сил для того, чтобы высказаться. — Ты даже не позвонил… Не написал. Для тебя это так, мелочи… — бросалась хлесткими словами. Сердце билось оглушительно и неровно. — Влад, я так не смогу. Ты ничего не рассказываешь. Таишься. Это я, как открытая книга. А ты…

— Зачем это всё сейчас? Я с самого начала был тем, кем есть. Ты прекрасно знала, во что ввязываешься.

Девушка заходила по гостиной, заломив руки. Не хотела, чтобы сон стал явью. Наплевать на всё. Ей даже было всё равно, что он убил человека. Если бы кто-нибудь сказал об этом пару месяцев назад — рассмеялась бы в лицо. Сейчас… любовь изменила её. Он — изменил её. Хотелось рвать на голове волосы — настолько запуталась в своих чувствах и желаниях. Пыталась достучаться, протянуть руку, стать услышанной. Помочь.

— Пообещай, что больше не будешь рисковать своей жизнью, — решила пустить в ход последний спасательный круг в виде обещания. Ведь, если он даст слово, то сдержит его. — Пообещай, что с тобой ничего не случится!

— Не могу! — не хотел обманывать, распыляться ложными надеждами. Себе не мог дать такого слова, а ей… тем более. — Всё будет вот так: с постоянным риском. Привыкай!

Хотя и честный, но такой ответ Стасю не устроил. Посмотрела на Влада, прошлась взглядом по уставшему лицу, одежде. Чёрт! Он даже переоделся где-то. На это время нашлось. А позвонить — фигушки.

Во всем виноваты чувства. Без них намного проще. Всё было бы безразлично — и где пропадал, и кого убил, и кем пахнут рубашки.

— Разведемся! Да!.. Я найду, что ответить Варланову. Не поверю, что он настолько старомоден, что не войдет в положение. Объясню, что устала от диктатуры мужа, — последние слова прокричала. — Что не желаю быть пустым место и жить по приказам. Что меня не ставят в известность, а потом ещё ждут спокойной реакции. Не хочу виснуть на телефоне, ожидая, когда позвонят, когда напишут. Я не хочу такой жизни!

Чем больше говорила, тем больше верила в осуществление задуманного. Только Влад не разделял её воодушевления. Мозги закипали. И без того напряженные сутки грозились вылиться в оху**ного масштаба скандал. Возникло желание сказать: «Не видать тебе развода ни через год, ни через два. Я передумал». Но какая, нах**, разница? Её штормило. Его накрыло. Горло свело от желания заорать как и она, на всю глотку, освободить всю злость, дать выход эмоциям, которые рвались наружу. Думал, после смерти Руставского заживет спокойно. Какой там? Походу, покой ему может только сниться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Раз такая х*ня, — сделал пару шагов в её сторону, отчего девушка попятилась к стене, — я съеду с квартиры, — отчеканил холодно, в привычной манере, однако внутри всё содрогалось от накала ситуации. — Ты останешься здесь. Квартира и так переоформлена на тебя. С этой минуты ты не лезешь в мои дела, я — прекращаю интересоваться твоими. Захочешь — будешь гулять по клубам, сколько пожелаешь. Даже если вы*бут капитально — мне будет фиолетово. Захочешь — закрутишь роман с Коноваловым. Уверен, он до сих пор исходит слюнями по тебе.

В то, что говорил и сам не верил. Да он скорее придушит её, чем допустит подобное, но остановиться не мог. Даже не волновал потухший взгляд. Виски пульсировали такой болью, что вот-вот взорвутся, а он всё продолжал словесно хлестать, наблюдая как вздрагивают от услышанного поникшие плечи.

— Отныне можешь ходить где угодно и с кем угодно, я умываю руки. Но… — перевел дыхание, почувствовав нехватку воздуха, — никакого развода. Слышишь?!..

Возникла острая необходимость вдохнуть прохладного воздуха. Маловероятно, что это поможет успокоится, но лучшего способа пока не придумал. Не крушить же всё вокруг?

Входная дверь с грохотом закрылась.

Шамров был зависим. И эта зависимость превратилась буквально в маниакальную потребность. Её не получалось запереть в жесткую клетку самообладания. Она была уже разрушена.

Ну на хер… Как у слабой, хрупкой девушки может получиться вывести его из себя? Толкнуть на поступок, который совсем не характерный? Хотя, стоит отметить, что в последнее время он и так не похож на себя. Фраза: «Я не хочу такой жизни!» не давала покоя.

Сломя голову выскочил на улицу. Что-то сдерживало сесть в машину и надавить на газ, сорвавшись с места.

В последние дни он часто проводил параллель между Настей и Алёной. Не по внешности. Они совсем непохожи, да и по характеру разные: с Алёной у него никогда не было ссор. Только одно у них было общее — сердце. Влад постоянно опасался увидеть в её глазах укор. Во всём. Именно в этом и пряталась причина, почему до сих пор не открылся.

А Стася так и осталась стоять недвижимо около стены, пытаясь глубоко вдохнуть. Не получалось. Внезапная пустота в груди заполнила каждую клеточку. Осталось только желание быть с Владом. Ему, этому желанию, было до лампочки на всё вокруг. Это и есть настоящая любовь? Ей осточертело наступать на собственное горло, жить в ограничениях. Всё это ранило её саму, ложилось на душу тяжким осадком.