Увидев, что у меня в руке сабля, Минин что-то скомандовал, и отряд перешел с рысь на галоп.

— За мной! — прокричал я и начал разворачивать коня. Настало время узнать, что за люди устроили в поместье бессмысленную сечу.

В этот момент из ворот вылетел «рыцарь на белом коне». Он собрался гнаться за трусливым беглецом, а сражаться ему пришлось с осатаневшим «героем». Я не дал возможности «рыцарю» даже поднять саблю, ударил, куда смог дотянуться с седла, по правой руке, где-то выше локтя, и поскакал назад, в усадьбу.

На первый взгляд показалось, что весь двор завален телами убитых, столько людей неподвижно лежало на земле. Моего скорого возвращения здесь не ждали, напротив, нападавшие готовились в погоню. Возникла заминка. Я успел оценить силы противника. Всего их было человек пять-шесть. Теперь нас оказывалось вдвое больше. Но об этом пока знал только я один.

— Вон он! — указывая на меня рукой, закричал осанистый мужчина на хорошем кауром коне. — Держите его!

Однако держать никого не понадобилось. В ворота влетел весь наш отряд, и «ряды врага смешались». Мои парни при виде заваленного телами двора не растерялись и бросились в атаку на малочисленное войско неизвестных разбойников. Однако все оказалось не так просто. Двое наших оказались на земле после первой же атаки. Противник оказался лучше подготовлен. Зато Минин получил свой первый настоящий боевой опыт, зарубил командира, крупного человека на кауром жеребце.

Я выстрелил несколько раз из лука, но промахнулся — не хватило опыта и умения стрелять с седла. Драка, вернее сказать, рубка продолжилась. Еще один наш парнишка упал с лошади. Зато отличился Ефим, столкнул одного из бандитов вместе с конем. Дальше дело пошло веселее, оставшуюся троицу волонтеры взяли в кольцо и не давали ускакать.

Попав в окружение и не рассчитывая на пощаду, наши противники крутились, как черти на сковородке, на небольшом пятачке, пытаясь прорваться к воротам. Я не лез в общую кашу, сторожа выезд из двора.

Уцелевшие крестьяне, увидев подмогу, сбегались со всех сторон. В считанные минуты они забросали оставшихся в живых врагов рогатинами. Потом безжалостно добили раненых. Мне нечего было возразить, они были по-своему правы.

Когда все было кончено, участники события столпились посреди двора.

Хмельная удаль местных жителей прошла. Раненые крестьяне, кто мог, вставали с земли сами, тяжелых по приказу Кузьмы относили в господский дом. «Одалиски» Меченого организовали там лазарет.

— Не знаешь, что это за люди? — спросил я старосту.

Он был напуган, губы его тряслись и ничего путного сказать не смог. Вместо старосты ответил легко раненный крестьянин со смышленым лицом:

— Это ловчего Иван Михалыча Пушкина прикащик, — указал он на убитого командира. — Тот как узнал, что наш боярин преставился, так и решил нас в свое поместье заманить. Уговорщиков присылал. Только мы своего согласия не дали. Тогда, видать, нас решили силком с земли согнать и в свою крепость перевести.

— Зачем же людей нужно было рубить?

— Для послушания, — нравоучительно заметил мужик. — С нами без строгости никак не можно.

— Ихние крестьяне разбежались, — вмешался в разговор другой мужик, — так они нас хотели себе забрать, Николаич нас давно смущал, уговаривал, только мы его по-своему поучили!

Крестьянин указал пальцем на дерево у ограды, на котором висел мой недавний знакомец.

— Пущай теперь покачается! Мы и тебя за пушкинского человека приняли. Извини, коли обидели.

Лезть со своим уставом в чужой монастырь не было смысла, и я промолчал.

— А с Серегой что, — спросил я смышленого мужика, — живой?

— Так ты ж его сам до смерти зарубил! — удивился мужик. — Неужто спьяна на помнишь?!

— А второй, который с ним и Николаевичем был, Ванька?

— Тот, как пушкинские напали, убег, а может, ты его напугал, это нам неведомо.

— Ладно, — прекратил я несрочный разговор, — будем лечить раненых.

Из «экспедиции» мы возвращались героями. Наших раненых в стычке парней удалось спасти. Мы оставили их лечиться в деревне под надзором «одалисок», превратившихся в сестер милосердия. Последние, выскользнув «из тенет разврата» и получив от меня обещанное приданое, почти все успели обзавестись женихами. Впрочем, их судьбой мне заниматься было некогда — я оказывал медицинскую помощь выжившим крестьянам.

Погибших, своих и чужих, деревенские похоронили на своем кладбище. Убитых ногайцами моих врагов попросту зарыли в лесу — никто не захотел возиться с трупами незнакомых людей. За хлопотами мои беды отошли на второй план. Ноги почти перестали болеть, и чувствовал я себя уже прилично. Понимая, как Наталья Георгиевна ждет возвращения своих детей, как только мог, спешил встать в строй.

Назад мы выехали ранним утром следующего дня. Крестьяне провожали нас всей деревней. Расставались, мы, можно сказать, как родные. Даже с погодой повезло — стоял погожий солнечный день, пели птички, и было все, что полагается: весенние ароматы, родные просторы, голубое небо. Двигались мы не спеша. Не было смысла гнать коней и растягиваться по дороге. Как говорится, тише едешь, дальше будешь.

Встречные на дорогах попадались редко. На Москву шел Лжедмитрий, и люди боялись выезжать за свою околицу, время наступало лихое, мало ли, на кого можно нарваться. Помещики и крестьяне предпочитали сидеть по домам, а случалась нужда ехать — ждали конвоя или, на худой конец, попутчиков. Таким «конвоем» оказались мы сами, к нам прибилось сначала человек пять крестьян, потом какие-то купцы и, наконец, семейство местного помещика с дворней.

«Волонтеры» после победы над стражниками Пушкина чувствовали себя легендарными героями. Благодаря военным трофеям, они были лучше вооружены и походили на профессиональных стрельцов.

Мы с Мининым в пути разговорились с попутчиком-помещиком. По его словам, о наших подвигах знала уже вся округа. Новый знакомец был человеком маленького роста, пузатый, с круглым, как луна, лицом и очень озабоченный. Везде ему мерещились разбойники, казаки и татары. Говоря о нашем конфликте с людьми Пушкина, бывшего ловчего, ставшего думным дворянином, помещик предупреждал, что так просто нам это с рук не сойдет.

В этом был резон. Должность ловчего соединялась с некоторыми из ближайших высших и низших дворцовых должностей. В сокольничьи и ловчий назначались люди неименитые, но некоторые из них, начав службу с ловчих, возвышались до думных дворян, окольничих и даже бояр. Окольничий была следующая должность в штатном дворцовом расписании. Им поручались те же дела по управлению, что и боярам, с тем только различием, что они занимали лишь второе место в служебной иерархии. Окольничий сидели в приказах, назначались наместниками и воеводами, бывали послами и членами государевой думы. Так что, вступившись за крестьян, мы с Мининым нажили врага в Московском правительстве.