Питер мрачно буркнул:

— Пожалуй, мне действительна лучше пойти и извиниться перед Клодией. Августа, неужели она действительно хочет, чтобы я встал перед ней на колени?

— Конечно! — заверила его Августа. Питер вдруг ухмыльнулся:

— Я всегда подозревал, что под этой ангельской благопристойностью спрятан крепкий орешек!

— И еще какой крепкий, — сказала Августа. — Пусть Клодия не принадлежит к нортамберлендским Баллинджерам, однако фамилия у нас с ней одна и та же!

Когда огромный дом наконец затих и его окутала ночная тьма, Гарри устало опустился в кресло в своей спальне, обдумывая действительную причину своего упорного нежелания брать Августу с собой в Лондон.

Он боялся.

Боялся, что в Лондоне она вновь встретится со своими легкомысленными взбалмошными подругами, которые будут лишь вдохновлять ее на очередные безрассудные выходки.

Боялся, хотя сезон был окончен, что она все же снова сумеет погрузиться в водоворот развлечений и удовольствий, которым так часто предавалась до своего замужества.

Боялся, что в Лондоне она — и это вполне возможно — встретится с таким мужчиной, который покажется куда более подходящий для представительницы страстных и безрассудных нортамберлендских Баллинджеров, чем ее собственный муж.

Боялся, что она отдаст свое сердце другому.

И все же он знал, что, даже если это случится, Августа с честью будет хранить супружескую верность. О, она очень хорошо понимала, что такое честь!

Гарри вдруг подумал, что все, чего ему хотелось, он получил сразу. И прежде всего жену, которая останется ему верной, храня данное ею слово, даже если отдаст свое сердце другому.

Да, ему принадлежали теперь ее верность и ее прекрасное, удивительно податливое, удивительно желанное тело. Но этого ему было уже недостаточно!

Уже недостаточно!

Гарри посмотрел в темное окно и неожиданно ему захотелось осторожно приоткрыть ту потайную дверку в своей душе… На мгновение он будто погрузился с головой в жаждущие, полные страсти и отчаяния туманные темные глубины. И тут же снова захлопнул эту дверку, успев, правда, понять кое-что из того, чего до сих пор никак не желал признавать.

Впервые он допустил мысль, что сердце Августы, этой необузданной, пылкой представительницы нортамберлендских Баллинджеров, нужно ему не меньше, чем ее клятва верности…

— Гарри?

Он обернулся. Дверь, соединявшая их спальни, была открыта. На пороге стояла Августа, нежная и прелестная в своем воздушном пеньюаре.

— В чем дело, Августа?

— Прости, что я устроила сегодня такую сцену по поводу твоего отъезда в Лондон. — Она осторожно приблизилась к нему; белый муслин облаком плыл за нею. — Я понимаю, ты боишься, что мы с Мередит свяжем тебе руки. И ты прав. Если для тебя наше присутствие будет источником беспокойства, то какой может быть разговор о рациональном ведении расследования, верно? А мне бы очень не хотелось мешать тебе. Я понимаю, как важно найти этого Паука.

Он сдержанно улыбнулся:

— Совсем не так важно по сравнению с двумя другими, самыми важными вещами в моей жизни. Иди сюда, Августа.

Она вложила свою руку в его ладонь; он притянул ее к себе и усадил на колени, баюкая как ребенка. От нее исходил теплый и женственный аромат. И очень, очень возбуждающий. Он почувствовал, как в нем разгорается желание.

Августа беспокойно завозилась, тоже почувствовав его жар.

— Тебе лучше забыть о любовных забавах, если собираешься завтра уезжать на рассвете, — сказала она с легким смешком.

— Я уже передумал.

— Так ты не едешь завтра?

— Нет. — Он провел носом по изгибу ее плеча, в восторге от того, какое оно беззащитное и нежное. — Пусть первым едет Шелдрейк и начинает расследование без меня. А ты, я и Мередит отправимся за ним следом послезавтра. Полагаю, моим дамам нужно дать хотя бы один день на сборы?

Августа чуть отстранилась и внимательно посмотрела в его глаза:

— Гарри, так ты все-таки решил взять нас с собой?

— Ты была права, дорогая. Стихи Ричарда принадлежат тебе, и ты должна находиться в Лондоне, когда мы с Шелдрейком начнем свое расследование. И честно говоря, мне совсем не хочется столько ночей проводить в одиночестве. Я уже привык, что ты рядом.

— Значит, ты берешь меня с собой в качестве грелки для постели? — Глаза ее сверкали в темноте.

— Помимо всего прочего.

Она с торжествующим видом толкнула его в плечо:

— Ах, Гарри, ты об этом не пожалеешь, клянусь! Я буду образцом благопристойности, идеальной женой! И я постараюсь хорошенько заботиться о Мередит, чтобы с ней ничего не случилось. Мы будем посещать только те места, где можно расширить кругозор, и я…

— Тихо, милая. Не давай слишком поспешных обещаний. — Гарри обнял Августу и, притянув к себе, поцелуем зажал ей рот.

Она легонько вздохнула и уютно устроилась у него на коленях, поглаживая его обнаженную грудь под тяжелым халатом.

Гарри провел рукой по ее бедру, приподнял пеньюар и почувствовал, как она вздрогнула. Его рука скользнула выше, нежно лаская ее, и вскоре она застонала в его объятиях.

— Как ты прекрасна! — прошептал он, уткнувшись ей в грудь, и снова почувствовал, что она дрожит от едва сдерживаемой страсти. Тогда он, мгновенно откинув ее пеньюар, усадил ее так, чтобы она оседлала его колени.

— Гарри? Что ты делаешь, Гарри? — Августа задыхалась. — О боже! Гарри? Прямо здесь?

— Да, милая. Пусти же меня, прошу тебя, да, вот так, вот так! — Он чувствовал обжигающий сладостный жар ее тела. Руки его сжимали нежные ягодицы.

Августа крепко ухватилась за его плечи, и они начали танец страсти. Голова ее запрокинулась, волосы темным водопадом рассыпались по спине.

И, снова почувствовав, как легкая дрожь пробегает по ее телу, Гарри позволил тому сладостному пожару, который давно уже пожирал его изнутри, вспыхнуть с необычайной силой, и с наслаждением отдался пляшущим языкам любовного огня и восторга, наконец-то чувствуя себя таким же диким и свободным, как любой из нортамберлендских Баллинджеров!

Когда четыре дня спустя Августа и Мередит в сопровождении лакея приехали в «Помпею», у дверей их встретила экономка леди Арбутнотт. Скраггза нигде не было видно.

— Мистер Скраггз нездоров, мадам, — пояснила экономка, когда Августа спросила, почему его нет. — По крайней мере, так мне сказали. И видимо, не скоро поправится.

Августа подавила улыбку. Она-то прекрасно знала, что, попав между двумя жерновами — требованием Гарри заниматься настоящим делом и отчетливым неодобрением Клодии, страшно недовольной тем, что ее жених развлекается ролью дворецкого, — Питер вряд ли найдет время даже для того, чтобы снова наложить грим и приклеить бакенбарды.