В 1930-е годы кислород добывали сжатием воздуха, его сжижением, а потом — отделением от него кислорода (метод высокого давления). Технология сия была очень энергозатратной, а потому — дорогой. Капица разработал метод получения сжиженного воздуха (а из него — и кислорода) с помощью турбодетандера, турбины. При низком давлении. Такой технологии (ныне обычной и признанной всемирно) перед Второй мировой еще не было ни у кого на свете. Только у Капицы в его Институте физических проблем к 1939 году работала единственная в мире турбодетандерная установка. Петр Леонидович, став к тому моменту и полным академиком АН СССР, и ученым с мировым именем, и любимцем Сталина, решил: так вот он, шанс! Можно наладить в стране производство невиданной техники, разом обогнав Запад в кислородной промышленности и обеспечив страну самым дешевым на планете «животворным газом». На календаре значился февраль 1939 года.

Перипетии той истории мы знаем из 22 отчетов самого Капицы, опубликованных в сборнике статей замечательного советского журнала «Химия и жизнь» («Краткий миг торжества. О том, как делаются научные открытия» — Москва, «Наука», 1989 г.)

Задача представлялась легкой: нужно было только передать чертежи на заводы Наркомтяжпрома (министерства тяжелой промышленности) СССР. Но не тут-то было! При всем уважении к Сталину я не считаю административно-командную систему 1930-х образцом для подражания. Она уже тогда страдала монополизмом, косностью и неповоротливостью. Она уже тогда отторгала от себя новации: передовые технологии приходилось в нее буквально внедрять, вталкивать в нее силой. Не помогали ни суровая сталинская дисциплина, ни страх перед «органами». Все это полной мерой хлебнул инноватор Капица со своими турбодетандерами. Казалось бы, его проекту дали «зеленый свет» в самом правительстве (Совнаркоме) СССР, Капица переписывается с самим Вождем — а дело буксует. Те вопросы, которые Капица, живший в Англии, мог бы решить телефонным звонком за пять минут, даже в сталинском СССР приходилось решать изнурительными походами по начальственным кабинетам. Даже имея деньги, ты не мог купить набор нужных инструментов: чего-то обязательно не хватало, и отчеты академика буквально пропитаны горечью от всего этого.

Более того, завод «Борец», к коему прикрепили Капицу, оказался не заинтересованным в производстве лучшей в мире техники. Ему в нашей системе выгоднее было производить тридцать наименований техники старых, привычных образцов, выполняя план и обеспечивая валовую прибыль. За что директор получал не наказания, а премии и ордена. А новая продукция — она и дешевле, и головную боль создает. (Вот почему лично М.К. предпочитает смешанную экономику с сильным госрегулированием, как в Германии или США 1930-х).

В общем, и тут приходилось использовать постоянный нажим. Коллективу Капицы приходилось решать тьму мелких технологических проблем, которые возникали при освоении серийного производства. Как оказалось, инертность советского производства — еще не самая большая беда. Куда хуже оказалось рабско-подражательное мышление. Особенно расстраивали академика Капицу заводские инженеры.

«Это хорошие парни, с большим интересом относящиеся к работе. Многие из них со способностями выше среднего. Но их подход к инженерным вопросам далеко не тот, что нужен для инженера, который должен перегонять чужую технику не количественно, а качественно. У них наблюдается отсутствие смелого устремления к чему-нибудь новому, критического мышления и самостоятельного подхода к проектированию.

Это, конечно, результат нашего технического воспитания, которое ведется как раз такими инженерами и профессорами, которые не привыкли к новым самостоятельным завоеваниям техники, в большинстве своем раболепно молятся на достижения Запада и стараются извлечь оттуда те формулы и указания, которые они получают из литературы или из непосредственного ознакомления с иностранными машинами…

В таком духе они и воспитывают нашу молодежь. Ей дается определенная программа знаний, очень старательно и широко продуманная, но к самостоятельному мышлению их не приучают, привычки принимать самостоятельные решения не воспитывают…»

Это написано в 1939-м и втройне актуально сейчас! Здесь Капица обозначает тот самый «фактор Х» для прорыва, ту самую дерзость и самостоятельность мышления, ту веру в великие творческие силы русского народа, что убивается сейчас и бюрократией, и «признанными экспертами», и тиранией Интернет-серости! Уже тогда люди предпочитали не рисковать и избегать ответственности, просто копируя то, что успели попробовать и отобрать на Западе. В нынешней же, «рыночной» РФ все советские недостатки лишь возведены в квадрат. В истории с Капицей и его турбодетандерами рабское мышление и ревность «признанных специалистов», завидовавших «дилетанту» Капице с его прорывной технологией, сыграли самую роковую роль.

Март 1940-го. Капица с бычьей энергией движется вперед. Его установки выходят легче и эффективнее немецких, лучших на тот момент. Академик пишет в отчете:

«…Новизна нашей идеи теперь ясна из того, что мы получаем заграничные патенты, которые довольно благополучно прошли апробацию в Германии, Англии, Франции и Америке.

Среди наших ученых и инженеров деловой критики, по существу, не было… Но отрицательная реакция на новую работу проявляется в самых широких кругах наших инженеров-холодильщиков, и ее нелегко вызвать наружу. Мне рассказывали, что ряд профессоров и доцентов на своих лекциях студентам, как и в отдельных разговорах, отрицательно высказывались о моих работах. Но они никогда не выступали открыто…»

Увы, и славный академик-физик моментально начал повторять трагическую судьбу Александра Чижевского. Уже тогда у Капицы появился враг — профессор С.Я. Герш. Сей представитель самого талантливого народа почитал себя светилом в холодильном деле и до того успел опубликовать три учебника для вузов по сему предмету, в особенности — по получению жидкого кислорода. Естественно, «светило» перепевало все те же западные технологии. Герш, как пишет сам Капица, был включен в состав комиссии Госплана по оценке технологии турбодетандеров и на заседании сыпал Петру Леонидовичу комплименты: «Я не нахожу слов, чтобы выразить свое восхищение достижениями…» — и т. д. в том же духе…» (В записках академик называет Герша «профессором Г.»).

Однако втихую Герш ненавидел новатора и еще в 1938-м на коллегии Наркомтопа (министерства топливной промышленности) заявил: Капица, мол, получает пока только жидкий воздух, а кислорода еще не получил. Поэтому, дескать, его успехи недоказательны.

«…По существу, я понимаю проф. Г. и даже сочувствую ему», — писал Капица весной 1940 года, — «Он в почтенном возрасте, и переучиваться ему трудно. При введении новых методов он легко может оказаться за бортом.

Эти Г. и подобные им являются, конечно, большим тормозом для проведения нового в промышленности, так как руководство главками, заводами и т. д. в нашей промышленности составляет свое мнение о новых достижениях, обычно опираясь на их мнение. Но кого же им и опираться, как не на своих постоянных консультантов?…