нее все супер. Он не мог помочь, и ему было неприятно жалеть. Жалость – дурацкое чувство. Жалеют дворняжку, жалеют птичку с подбитой лапкой, а жалеть взрослую женщину неловко.

Глава 24

Лекс катил по идеальной дороге, две полосы в каждую сторону, с отбойником и ухоженной обочиной. Даже удивительно, что в то захолустье, куда он ехал, проложили такую отличную трассу.

В эту сторону город никогда не славился хорошей дорогой. Во всяком случае, Лекс так запомнил. Тут не располагались предприятия, не проходили важные логистические пути, и не жили родители чиновников. Пара забытых богом деревушек. Леса и болота, которые слишком дорого осушать.

Не только город, но и окрестности изменились до неузнаваемости. Лекс вдруг осознал, он вернулся не в хорошо знакомый город своего детства. Он вернулся к своим друзьям, к своим детским страхам, старым комплексам и детским бедам, которые до сих пор не забыл. А город? Это совсем другой город. Новый. Незнакомый.

Впрочем, стоило признать, изменения произошли к лучшему. Жизнь приобрела яркость, комфорт, совсем другой вкус.

Оказалось, важность имели люди, к которым он ехал. А не город. Тот город он потерял еще тогда, в юности, хотел потерять и потерял. Сейчас было бы слишком ужасно вернуться в тот серый, грустный город, наполненный страхами, тревогами и тоской. Где люди жили в ожидании неприятных известий, боялись выходить на улицу, опасались говорить с другими людьми.

Лекс улыбнулся, осознав простую истину: самое важное в нашей жизни – это наши близкие, люди, которые нас окружают.

– А дорога отличная, – сказал он сам себе.

Хоть и едет он в ужасное захолустье. Сейчас он быстро слетает в Котельничий и обернётся еще засветло. В городе его ждали близкие люди. Друг Егерь и Повилика. Он очень хотел, чтобы девушка стала для него близкой.

Удовольствие превышать скорость и радоваться комфортной езде длилось недолго. Хорошая трасса закончилась резко, и Лекс еле удержал машину на дороге. Сбросив скорость почти до двадцати километров в час, он, хохоча, пополз, объезжая ямы. Вот это уже больше походило на реальность. И очень похоже на жизнь. Пейзаж тоже сменился.

Новые жилые комплексы с красивыми дорогими стильными домиками, просвечивающие через ровные и веселые посадки, закончились. Поплелся обычный пейзаж. Двух-, трехэтажные бетонные дома, обшарпанные и серые, деревянные с забитыми окнами. Разномастные палисадники, осколки асфальта в пыли, старухи, торгующие яблоками у дороги, чумазые дети с совочками, строящие куличики, и даже собаки какие-то плешивые и несчастные.

Машина еле двигалась. Лекс старался не оставить колеса в трещинах и колдобинах. Менять здесь колесо, выходить на солнцепек совсем не хотелось.

Котельничий оказался похож на дымящий завод, который вот-вот закроют, последние рабочие его покинут, и он останется на милость природы, которая в максимально быстрые сроки постарается стереть его с лица земли.

Разруха, пыль и пустота. Рядом с ветхой хрущёвкой ютился барак с наполовину разрушенной крышей. Возле подъездов играли дети, сидели бабки, на крыше росли деревья, разламывая корнями стены. Сгоревшие и брошенные машины почти на каждом углу. Пара супермаркетов с яркой вывеской, словно новогодняя гирлянда на картонной самодельной елке.

Навигатор привел к зданию, по форме и виду, скорее, напоминающим детский сад. Не слишком аккуратная отделка пластиковыми панелями, новые окна, полицейские машины во дворе и табличка, вещающая о том, что это и есть правоохранительные органы всея Котельничего.

Лекса ждали. Едва он перешагнул порог, молодой лейтенант, суетливый и прыщавый, кинулся к нему чуть ли не с распростёртыми объятиями. Очевидно, приказано проявлять содействие.

Дело уже доставили из архива, впрочем, здесь это всего лишь кладовая в подвале, заполненная бумагой и пылью. Начальник отделения тоже улыбался и радовался непонятно чему.

– Кто вел дело? Багаутдинов Д. Р. С ним поговорить можно?

– После этого дела его в другой район перевели, с повышением. Но адресок мы вам сейчас дадим.

Лекс кивнул. Начать он решил с матери погибшей. В деле ее адрес нашелся. Лекс попрощался с представителями правоохранительных органов Котельничего. Даже улыбнулся на прощание, давая понять, что запрос из центра удовлетворен полностью, все довольны. Можно перестать содействовать.

Навигатор плутал долго. Сначала он вел по дворам и закоулкам, так откровенно врал про дорогу, что Лекс уже приготовился воспользоваться старым методом – расспросами аборигенов. Но сначала надо было хотя бы выехать на второстепенную дорогу со дворов. А у него даже возможности развернуться не было. Он ехал по узкой дорожке, возможно, вообще не предназначенной для автомобиля.

Ехал-ехал, вдруг дома расступились, перед ним вырос памятник Ленину, клумба и огораживающие всю композицию железные цепочки, прикрепленные на противотанковые ежи.

Лекс заржал в голос. Он выехал на центральную площадь. В любом маленьком городишке статуя вождя пролетариата и три дорожки между деревьев по кругу – это центр жизни. Ларек с кофе и пяток мамочек, гуляющих с колясками, подтвердили его версию.

Лексу все-таки пришлось корячиться задом тем же путем, что он приехал. Проклиная навигатор, который, оповестив, что «вы едете незапланированным путем» отключился, предложив, обновить маршрут и карту. Мамочки с колясками откровенно высказывали Лексу то, что он сам думал про навигатор.

Солнце покинуло зенит и явно намекало, что время идет своим чередом. Вечер наступит по плану, даже если он не совпадает с намерениями Лекса. И у того есть очень реальные шансы оказаться на раздолбанной дороге в ночной мгле. И если перспектива не нравится – шевели задницей.

Еще немного поплутав короткими путями и посылаемый местными жителями, он нашел улицу Карла Маркса, дом шесть. Полуразрушенный барак. Старухи у подъезда с агрессивными и осуждающими взглядами. Опасаясь нападения, Лекс все-таки пошел задавать вопросы. Как можно шире и любезнее улыбнувшись, он попросил указать, где бы ему найти Евлампию Макаровну Котову.

– А чего ее искать? – тут же вцепились в информационный повод соседки, – Дома она. Вона. Этаж второй. Направо. Дверь открыта. Стешка еще продукты ей не принесла. Идите, – разрешили они.

– Спокойно, значит, тут у вас, – участливо заметил Лекс. – В городе с открытыми дверями не сидят.

– А чего у нас брать? Чего бояться-то? Убивать, ежели придут, так за картонной дверью не укроешься. Этим дверям, как и домам, лет, сколько Ленину, только их не бальзамировали, – прыснули бабки.

– А у Евки и подавно брать нечего. Она уж все, что могла, в барахолку снесла. Саму только осталось вынести.

– Давно уж пора.

У Лекса желания развивать тему тяжелого житья в глубинке желания не возникло. Он сердечно поблагодарил бабулек, исключительно из соображений оставить о себе хорошее впечатление, и шагнул