из пяти человек — боялся ошибиться, опозорить советскую медицину. Как там его зовут? На табличке, стоявшей на столе, было написано: Александр Краснов.

Мы вышли в коридор, встали у стены. Энн на стала садиться на диванчик, придвинулась, обняла меня и положила голову на плечо.

— Спасибо, Саша. И за цветы, и… вообще.

— Я не думал, что ты приедешь, — сказал я, на языке вертелось: «У меня появилась девушка», — но это было плохо для дела, и я смолчал.

— Ты ждал меня?

— Нет. Я не верил, что мы увидимся, и попытался тебя забыть.

— Но я же пообещала документы и гра…

— Тсс! У стен тоже есть уши, — прошептал я.

Она прижалась плотнее и промурлыкала:

— Как же я рада тебя видеть!

Единственным ее желанием было: только бы не рак, что угодно, только не рак!

Наконец дверь отворилась, и молодая врач, самая симпатичная из всех, улыбнулась:

— Проходите, пожалуйста.

Мы вошли, Энн устроилась на стуле напротив диагноста, я остался стоять, скрестив руки на груди.

— Вы совершенно здоровы, — вынес вердикт Краснов. — Сосуды в полном порядке. Внутричерепное давление в норме, новообразований не обнаружено.

Облегчение на лице Энн сменилось озадаченностью.

— Но откуда головная боль?

Врачи переглянулись, теперь заговорил диагност:

— Трудно сказать. Нужно сдать кровь и пройти более детальное обследование. В те дни, что вы будете в Ялте, мы вряд ли уложимся. Рекомендуем сделать это дома.

— Я хожу с трудом и очень рассчитываю на вашу помощь!

Врач начал перечислять лекарственные препараты, но оказалось, что Энн все перепробовала. Тогда пожилая коллега с отвислыми щеками выписала мощные успокоительные и обезболивающее с кодеином.

— Возможна сонливость и головокружение. За руль категорически нельзя. — Она протянула рецепт. — Надеюсь, поможет. Если нет, обращайся, подберем что-нибудь еще.

На улицу мы вышли в два часа дня. Я обнял Энн и прошептал:

— Наверняка за нами следят. За всеми вами будут следить, так что осторожнее.

Она шепнула в ответ:

— Я сюда приехала ради тебя и ничего противозаконного не мыслю.

Это была истинная правда, но из-за головной боли намерение передалось будто бы с помехами.

— Мной могут заинтересоваться спецслужбы, потому что я подолгу с тобой, — сразу намекнул я, что не смогу уделять ей много времени. — Не уверен, что выдержу пытки. Потому лучше поменьше привлекать внимание.

— Ты прав. Проводишь меня к нашим? Побудем вместе хоть немного.

— Но прежде купим тебе таблетки, тут где-то должна быть аптека.

«Кардифф» поселили в гостинице «Узбекистан», тоже за городом и тоже чтобы болельщики и праздно шатающиеся не досаждали футболистам. Мы побрели по парку к выходу. Энн нашла в себе силы, чтобы осмотреться, и сказала:

— Красиво тут у вас! Лучше, чем в Москве. Да, Москва — город современный, чистый… Я думала, хуже будет.

— Никаких медведей, правда? Никаких повозок и мрачных людей с двустволками, — я прикусил язык, понимая, что начинаю хвалить свою страну, когда должен ее ругать. — О — аптека!

Энн сразу же выпила купленное обезболивающее, и я вызвал такси. Девушка с интересом посмотрела на авто незнакомой марки, и мы уселись на заднее сиденье, Энн снова прижалась и обняла меня. Сейчас ее раздирали противоречия: «я хочу быть с ним» и «что я тут делаю». Что ж, вполне нормально для девушки. Разумом она понимает, что нафиг я ей не уперся, но ее почему-то ко мне влечет. Видимо, химия сошлась. Если бы причина ее приезда была только в шпионских делах, я бы почувствовал. Странно все это.

Когда мы приехали к гостинице, Энн вызвала начальника своей команды, чтобы проводил ее, а сама жадно припала к моим губам. Это было неожиданно, и я завис.

— Полегчало, — сказала она, отстранившись, и зевнула. — Может, хоть посплю эту ночь.

Я вышел из машины, передал ее в руки незнакомому мужчине восточной наружности, выслушал благодарственный спич и на том же такси поехал на тренировку. Встретимся ли мы тет-а-тет? Не факт. Я свою функцию выполнил, пусть в шпионов играют профессионалы, а я буду играть в футбол.

Как я ни старался порадоваться, что отметился, выполнил свой долг, меня не оставляло чувство незавершенности, как будто я просмотрел что-то важное.

Сегодня мы тренируемся до полпятого — все хотели посмотреть, как наши рубятся с «Арсеналом», и мне оставалось постоять на воротах два с половиной часа.

Теперь все команды СССР наши — и «Спартак», и ЦСКА, и киевское «Динамо». Наверное, такое событие примирило бы и зенитовцев со спартачами. Болелы, которые «Спартак» не любили, сегодня переключили неприязнь на чужаков.

Когда ехали с тренировки домой, Левашов в автобусе принимал ставки по сто рублей. Он поставил на гостей, а большинство наших из солидарности отдали предпочтение «Спартаку». Все-таки честь страны на кону.

— Это чтобы не так обидно было, — объяснил Димон.

Поскольку все мы не влезли бы ни в один номер, для просмотра игры добрые сотрудники гостиницы выделили нам небольшой конференц-зал с огромной плазмой на стене. В ресторан мы не успевали, и ужин принесли сюда же, благо на спинках откидных стульев была подставка, и мы спешили поскорее расправиться с едой, потому что нас ждала футбольная феерия. Ну, я на это надеялся.

Димидко включил футбольных экспертов, которые пророчили спартачам поражение и говорили, что шансы на победу один к семи. Аж обидно было за наших, сильнейшая команда СССР как-никак. Обосновывали свое мнение тем, что мы десять лет просидели в пределах страны, выезжали только в Азию и Африку и малость отстали.

— Сам ты отстал, — возмутился Левашов и обратился к нам: — Им что, англикосы заплатили, чтобы они наших дерьмом, короче, поливали?

Микроб слушал-слушал и психанул:

— Ну вот чего они опускают моральный дух, а? Козлота. Враги народа.

— Правильно: расстрелять! — поддакнул Гусак и смолк, вперившись в экран.

Мы все посмотрели туда и не только бросили жевать, но и дышать разучились. По крайней мере я. «Титаны»-то все игры в Англии смотрели и, наверное, так же нервничали, а может, даже больше, ведь там играл я.

А там, далеко в Москве, команды выбегали на поле. Дождь, накрапывавший с утра, закончился, газон блестел ярко-зеленой травой. Судьи были в черном, «Спартак» в традиционном красно-белом, «Арсенал» в выездной форме, какой-то зелено-черной. Полные трибуны скандировали: «Спартак — чемпион»! Казалось, что стадион — не тысячи отдельных болельщиков, а единый организм.

Парадоксально, но частично состав советского «Спартака» и стиль игры были таким же, как у знакомой мне команды из России.

Аленичев выставил лучших, и «Спартак» бегал весело с первых минут матча. У них всегда, если игра идет, так все