Кажется, Эприл Барнум уже усвоила этот урок. Или Бог услышал её молитвы и научил принимать то, что она не может изменить. Похудеть она не может: у Эприл серьёзные гормональные нарушения. Остановить лавину оскорблений она тоже не в состоянии. Её жених звонил в газету, ругался, жаловался и угрожал судом. Газета с тех пор изменила правила поведения на своём форуме и прикрыла лавочку. Сама Эприл только пожимала плечами. «Deal with it», – спокойно сказала она своему суженому.

От анонимов нет панацеи, как нет панацеи от слабостей человеческой натуры. Технология только подбрасывает дополнительные карты в их руки и будет продолжать это делать. Wi-Fi скоро появится практически везде, люди начнут подключаться к Интернету с помощью телефонов и всевозможных КПК откуда угодно. Это уже происходит, а в ближайшем будущем будет повсеместно. Вычислить кого-то станет почти невозможным. К тому же всё больший процент населения выходит в Интернет – от детсадовцев до их бабушек и прабабушек, то есть закон Мура* останется в силе, размеры ядовитого потока продолжат увеличиваться экспоненциально.

Что тут можно посоветовать? Не держите в открытом или легко открывающемся доступе компромат и оберегайте личную и финансовую информацию как зеницу ока. Что же до комментариев в блогах и на форумах, последуйте совету Эприл Барнум: deal with it. Я вот учусь. Тяжело в учении – легко в бою.

Помню, как лет двадцать пять – тридцать назад Валентин Зорин объяснял нам в передаче «Международная панорама», что в Америке две правящие партии – республиканская и демократическая. Они по очереди занимают место у штурвала власти, но по сути отличаются друг от друга мало – капиталисты, одно слово.

Тогда, издалека, эти партии действительно казались близнецами-братьями. Это потом уже, приехав в Америку и разобравшись в её политическом устройстве, я поняла, что разница между республиканцами и демократами есть, и довольно значительная. В какой-то момент мне даже стало казаться, что между ними вообще мало общего. Все наши знакомые, даже те, кто гордился своей политической независимостью, голосовали, как правило, либо за одну партию, либо за другую, редко отклоняясь от намеченного курса.

Впервые моя вера в кардинальное различие между двумя партиями пошатнулась несколько лет назад. Мы жили тогда в Массачусетсе, и одна из секций штата выбирала себе нового конгрессмена, поскольку Джозеф Кеннеди ушёл в отставку. Кандидат от демократической партии был большим другом профсоюзных работников. Соратники называли его борцом за нужды простого народа, а оппоненты – профсоюзной шлюхой. В экономических и политических вопросах его взгляды были настолько левыми, что упирались ногами в социализм. Зато этот кандидат был ярым католиком: аборты – ни за что, гомосексуализму – бой. И вообще пора навести в обществе порядок: мораль пошатнулась так, что скоро обвалится.

Его соперница была ветераном Корейской войны, матерью пятерых или шестерых детей и бабушкой чуть ли не дюжины. К тому же она была экономическим центристом и куда более терпимой (читай: левой) в социальном плане, чем её соперник. Я уж не говорю о том, что по-человечески она была приятнее просто на порядок – милее, фотогеничнее, с поставленной речью.

Вы, наверное, думаете, что между ними развернулась острая борьба. Как бы не так. Массачусетс, по крайней мере тот его кусок, о котором идёт речь, республиканцев в конгресс не выбирает. Демократ набрал почти семьдесят процентов голосов. Я обсуждала это с соседями-демократами. Как же так, поражалась я, вы же за аборты, вы же за права гомосексуалистов; как вы могли за него голосовать? Соседи вздыхали. Да, взгляды республиканки были им ближе, но не могли же они послать её в конгресс. А вдруг их партия потеряет большинство голосов и не сможет проталкивать законы?

К тому же большинство голосующих взглядами кандидатов вообще не интересовались. Они просто автоматически голосовали за демократа.

Что интересно: подобная история, только со знаком минус, произошла в прошлом году в одном из южных (очень консервативных) штатов. Центрист-демократ, который сошёл бы в Новой Англии за республиканца и в либерализме не был замечен ни разу, с треском проиграл какому-то ультраправому, ультрарелигиозному республиканцу, предлагавшему вернуть общество на путь Божий. В Нью-Йорке или Вашингтоне от этих размахивающих Библией фанатиков шарахаются. Но избиратели того округа скорее проголосуют за чёрта лысого, чем за демократа.

Впрочем, левых фанатиков тоже хватает. Чего стоит один Барни Франк – конгрессмен из Массачусетса (откуда же ещё?). Бойфренд конгрессмена Фрэнка (Барни – открытый гомосексуалист) устроил из их дома притон, управлял оттуда эскорт-бизнесом для геев и рассылал мужчин-проституток по клиентам. Барни уверял, что ничего этого не знал. Он знаменит ещё тем, что был одним из трёх или четырёх конгрессменов, проголосовавших против Amber Alert – систему уведомления населения о похищенных детях. Барни заявил, что этот закон слишком суров к педофилам. В экономическом плане Барни социалист. Но называет себя демократом. И со свистом переизбирается на новые и новые сроки. Ему ничего не грозит. Как ничего не грозит ультрарелигиозным моралистам из штатов типа Миссиссипи.

На этом месте я начинаю сбиваться. Кто такие демократы? Кто такие республиканцы? Нормальные центристы или эти ультрафанатики? Почему одни республиканцы левее иных демократов, тогда как многие демократы правее некоторых республиканцев? Почему мой помешанный на религии сотрудник, который считает, что надо повысить налоги, чтобы платить женщинам за то, чтобы они не делали аборт и могли содержать любое количество детей, считает себя республиканцем? Он хочет ввести правительственный контроль практически всех аспектов нашей жизни, эдакую полурелигиозную, полусоциалистическую диктатуру. И это республиканец? Другой сотрудник готов вообще отменить большую часть налогов, считает, что каждый отвечает сам за себя, выступает против подачек и поблажек всяческим меньшинствам и ненавидит «религиозников». Он демократ.

Нам тесновато в рамках двух партий, вы не находите? Мы не делимся на два. Ну совсем не делимся.

Приятель прислал мне интересную ссылку. World’s Smallest Political Quiz. Крошечная анкетка такая, всего две секции – экономическая и социальная. В каждой – пять вопросов. Секс, наркотики, социальное страхование, персональный и корпоративный велфер, военная служба, цензура, пошлины, налоги и документы для удостоверения личности – на каждую тему по одному вопросу, определяющему ваши взгляды на проблему в целом. Заполнение анкеты занимает минуту. По результатам вас записывают в один из четырёх квадрантов – левый, правый, статист или либертарианец. Левый выступает за личную свободу, но государственный экономический контроль; правый – наоборот; либертарианец хочет, чтобы правительство ушло на задний план во всех областях, а статист предпочитает иметь не правительство, а няньку, которая указывает, что ему делать как в офисе, так и в спальне. Посередине графика находится небольшой квадрат для центристов.

Надо сказать, что большинство русскоязычных иммигрантов – либертарианцы в той или иной степени, но всего по Америке нас таких около тринадцати процентов. Многие из нас являются центристами и приходят в тихий ужас от крайностей, в которые периодически заносит как республиканцев, так и демократов. Но даже если отмести крайности и упростить всё до невозможности, мы делимся как минимум на четыре группы, а не на две. Почему же, ну почему в Америке де факто только две политические партии? Ведь есть же, например, либертарианская партия. Только даже тем, кто называет себя либертарианцами, актив этой партии кажется кучкой сумасшедших. Их программа – отменить все налоги, кроме 57%, открыть все границы, легализовать все наркотики, включая героин, и т. д. Рецепт анархии. К тому же практически не осуществимый. Примерно то же самое можно сказать о партиях «зелёных», социалистов и реформистов. Не приживаются они тут.