На обычно невозмутимом лице тестя мелькает тень удивления, а потом я вижу, как уголок его губ ползет вверх.

- Хитрожопые, - бормочет еле слышно, хлопая меня плечу.

Раиса снова плачет от умиления, а потом нам разрешают навестить молодую мамочку.

Марина, полусидя все в том же родильном кресле, прижимает к груди аккуратный сверток и улыбается.

Улыбается, мать вашу! После того, как всего двадцать минут назад, в страшных муках родила, она, глядя в крошечное лицо нашего сына, нежно улыбается!

У меня только сейчас откат начинается, колотит всего и бросает в пот, а она улыбается!..

- Мам, смотри какой! – восклицает тихо и переводит взгляд на меня, - на Арсения похож.

Я, бл*дь, как истукан стою. Горло пробивает эмоциями. Долбит в грудь и голову. Многозарядным, навылет.

Туплю страшно, но одно понимаю четко. Кто-то там наверху благословил меня, послав эту девочку. За какие-то заслуги или по ошибке – я не знаю, но костьми лягу, чтобы она всегда улыбалась так, как сейчас.

Греховцевы торчат в роддоме еще пару часов и к вечеру отчаливают в аэропорт, потому что позвонил Сашка и сообщил, что увез Дашу рожать.

Я никуда не тороплюсь, с некоторых пор не выношу одиночества. Сидя на корточках у Маришкиной кровати, наблюдаю, как она кормить сына грудью.

- Больно? – спрашиваю, заметив, как жадно Герман хватает маленький сосок губами.

- Нет, - смеется Марина, - я привыкла. Вы, Арсений Рустамович, тоже не всегда нежничаете.

Дурею от нее. Вот это сила!..

- Как ты, малыш?..

- Хорошо. Ничего не болит, - демонстративно оглядывается по сторонам, - и палата мне нравится. Думаю, вернуться сюда через год – полтора.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Конец