Закутать Петьку было не во что.

— Псих, честное слово, — сердито и жалобно сказал Кирилл. — А ну, пошли наверх! Бегом!

Чирок послушался.

— Толкай велосипед, — велел Кирилл.

Петька молча подчинился. Сухая глина сыпалась из-под ног, дышать было тяжело. Два раза Кирилл коленями брякнулся на острые земляные комки. Но все это было неважно: главное, чтобы Петька разогрелся.

Шумно дыша, они выбрались наверх.

— Садись в седло, — приказал Кирилл. — Ну, садись, говорят! Повезешь меня.

Петька понял. Кирилл разглядел его виноватую улыбку.

— Я тебя не увезу.

— Увезешь как миленький, — сказал Кирилл и сел на багажник.

Петька, тяжело вихляя рулем, повез его по переулку. Кирилл толкнулся ногами, скорость увеличилась.

— Да жми ты! — прикрикнул Кирилл.

Петька послушно жал. Когда подъехали к дому, он дышал, как пароход времен Марка Твена.

— Дома кто? — спросил Кирилл.

— Никого. Бабушка в деревне, мама… она у знакомых…

— Пошли…

В Петькиной комнате была очень яркая лампа. Она вспыхнула, как кинопрожектор. Кирилл зажмурился и лишь через полминуты смог осмотреться. Комната была низенькая и тесная. С узким диваном, с письменным столиком, приткнувшимся между окон. Подоконники были заставлены аквариумами. В этих стеклянных ящиках метались разбуженные светом рыбки, похожие на разноцветные перья и осенние листики. На стенах приколоты были цветные вырезки из журналов — тоже с разноцветными рыбами, а еще с батисферами и аквалангистами.

Все это Кирилл заметил машинально. Сейчас было не до рыб. Петька стоял посреди комнаты и смотрел на Кирилла виновато и растерянно.

— Ванна есть? — спросил Кирилл и тут же мысленно обругал себя за глупость.

— Какая у нас ванна… — сказал Петька.

"Надо было сразу его к себе тащить, — подумал Кирилл. — Хотя кто знает: может, горячей воды опять нет…"

— Ладно, раздевайся, — сердито сказал он.

— Зачем? — боязливо спросил Петька.

— Балда. Чтобы не помереть.

Петька, стеснительно поеживаясь, потянул через голову рубашку, выбрался из промокших сзади брюк. Из кармана выпал и тяжело стукнулся о пол фонарик.

— Иди трусы переодень, — велел Кирилл. — Мокрые же… Да шевелись, моя радость…

Он заставил Чирка постелить постель, притащить два одеяла и суровое полотенце. Он делал то, что однажды мама делала с ним, промокшим под холодным ливнем. Уложил Петьку на диван вниз лицом и начал тереть полотенцем его тощую спину так, что позвонки застучали друг о друга, будто костяшки на счетах.

— Ой-ей! — жалобно сказал Петька.

— Во тебе и "ой-ей". Не будешь в воду соваться. Неужели думал, что в самом деле кошелек найдешь?

— Думал… ой… А что делать? Тот парень сказал, чтоб от мамы записка была, что разрешает велосипед продать…

— Не надо ничего продавать, — объяснил Кирилл. — Не было в кошельке никакой стипендии. Четыре рубля было. Все уже уладилось, не мучайся ты больше…

Петька дернул плечами и взглянул на Кирилла.

— Правда?

Ух и глаза были у него! Синие, как Тихий океан. Неужели человек с такими глазами может стать подонком вроде Дыбы?

— Не дрыгайся, — ответил Кирилл. — Все правда.

Петька лег щекой на согнутый локоть и вдруг проговорил, не обращая уже внимания на скребучее полотенце:

— А я не из-за велосипеда… Я все равно бы… Хотел, чтобы скорее ничего не было.

— Ничего уже и нет, — строго сказал Кирилл.

Он загнал Петьку под одеяла, закутал. Потом в кухне на маленькой газовой плите согрел чайник и налил в бутылку горячую воду, заткнул бутылку пробкой из туго скрученной газеты и сунул Петьке в ноги. После этого заставил выпить кружку горячего чая.

Петька все выполнял безропотно, только вдруг посмотрел на Кирилла из-за кружки и тихо спросил:

— Векшин, а чего ты со мной возишься?

— Ну вот, — растерянно сказал Кирилл. — Не твое дело. Хочу и вожусь.

Не мог же он объяснить Петьке, что чем больше возится, тем сильнее растет в нем непонятное чувство: будто Петька ему не чужой.

— Хочу и вожусь, — повторил он. — Давай сюда кружку и накрывайся как следует.

Петька укрылся по самый нос. Потом заговорил. Губы у него были под одеялом, и слова звучали глуховато:

— Кирилл… Я тогда не сказал при Черепановой… Я знаешь почему от вас побежал? У нас тогда один человек был дома, я не хотел, чтобы при нем… Ну, это наш друг хороший… Понимаешь, Кирилл, они с мамой пожениться хотят, значит, он у меня как отец будет А если узнает, что я вор, зачем ему такой сын…

Он повернул голову набок и стал смотреть в стену.

Кирилл осторожно положил руку на одеяло.

— Петька… Я же говорю: забудь ты об этом кошельке…

Петька, не оборачиваясь, сказал:

— Никогда я об этом не забуду… Кирилл, я бы еще в классе, наверно, признался, если бы не этот человек… который… ну… отец…

Потом он помолчал и шепотом добавил:

— Нет, не признался бы… Я трус.

— Просто ты был один, — сказал Кирилл.

Уже совсем тихо Петька проговорил:

— Если бы тебя по правде обвинили… Ну, если бы все этому поверили… Тогда я признался бы. Не веришь?

— Петька, — сказал Кирилл. — Я к тебе утром перед школой зайду. А сейчас побегу, меня дома потеряли.

Петька резко повернулся к нему.

— Завтра? А зачем? А… правда придешь?

— Ага, — как можно беззаботнее откликнулся Кирилл. — А сейчас ты лежи, не вздумай вскакивать.

— Ладно, — обрадованно согласился Петька. — А ты в самом деле придешь?

— В самом деле… Петька, чем ты рыб кормишь? Я хотел аквариум устроить, а все рыбы передохли.

Это он наврал. Просто чтобы успокоить Чирка.

— Я тебе расскажу! — Петька даже подскочил.

— Завтра, — перебил Кирилл. — А сейчас не вздумай вставать.

— Ага.

— Честное пионерское, что не встанешь?

Петька отвел глаза, поскучнел и не ответил.

— Ты чего? — встревожился Кирилл.

— Не хочу я больше врать, — сумрачно сказал Петька. — Я же не пионер… Я же не вступал. Просто, когда приехал в санаторий, сказал, что дома галстук забыл, там ведь не проверяли, пионер или нет. А когда вернулся, сказал, что в санатории приняли, там дружина была, как в школе.

— Теперь уж все равно. Два года галстук носишь, — нерешительно сказал Кирилл.