Иглы снега, почувствовав над собой человека, перестали тянуться к ногам девушки и попытались пронзить стекло двойника. Бессмысленно.

– Мечтатель? Ты пришел за мной? – спросила Пленница белой комнаты, не понимая, какое чувство она должна испытывать: недоверие, радость, сомнения.

– Нет, увы, нет. Это мое отражение. Я в Лабиринте, и я жив. И я…

Я осекся. Хотел сказать, что найду Селену и заберу, но если она в Лабиринте… Если она в Лабиринте, это означало только одно – она мертва.

Девушка сделала шаг в мою сторону, но остановилась. Ледяные иглы удержали ее, попытавшись снова протянуть к ней свои наконечники. Селене пришлось сделать шаг назад.

– Я хотела найти маму. Она где-то здесь, должна быть где-то здесь. Я поменялась душой с мертвым. Он обещал, что я найду здесь маму, а ее нигде нет. Я должна вернуться в свое тело до восхода солнца, иначе моя душа останется здесь навсегда. А я не хочу оставаться здесь. Не хочу! Пожалуйста, забери меня!

– Прости, я не смогу. Это всего лишь мое отражение, оно не может помочь тебе. Но я обещаю: найду тебя и заберу. Только скажи: как найти это место?

– Я не знаю, но… – заговорила девушка.

Я не услышал окончания фразы. Чья-то рука вцепилась в мое плечо и потащила к поверхности.

– Да греби ты уже своими ластами! – кричал Рене над головой.

Я оттолкнул его руку от себя и начал выплывать сам. Размытый образ Пленницы белой комнаты вновь появился в зеркальной воде. Мои энергичные движения стали затухать. Я мог еще поговорить с ней, узнать, где ее найти и как ей помочь.

– Кот бы тебя подрал! Греби, пока не сдох!

Ругательства Рене привели в движение мои руки. Я заставил себя не смотреть на потерянного, испуганного друга и плыть к поверхности озера. Я не мог этого почувствовать в стеклянной жидкости, но на моих глазах наверняка наворачивались слезы.

Голова вынырнула, рот сделал глоток воздуха, и я почувствовал, как легкие чем-то сдавило. Из носа пошла янтарная жидкость, кожа покраснела. Рене помог мне доплыть до Стеклянной лестницы. Залез на ступеньки. Ртуть начала сползать с тела и изнутри него – из носа, рта, ушей. Голова стало мутной, а носоглотка горела, словно я сжег ее спиртом.

– Озеро – ядовитое. А дна у него нет. Не вытащил бы тебя – выпал бы с другой стороны в Бездну.

– Спасибо, Рене. Второй раз спасибо.

– Если ты не прочистишь уши и не начнешь слушать, что тебе говорят, я тебя сам на корм отправлю. Чтобы уже не мучился.

Я бы поспорил с Рене. Не нарушив его советы, я бы не встретил Селену, не узнал, что она находится в беде и ей требуется моя помощь. Нужно найти ее. Идти не вверх, но вниз.

– Какая русалка тебя там на дно потащила, признавайся? – спросил Рене.

– Очень хороший друг, она должна быть живой. Не знаю, как она оказалась в Лабиринте.

Рене посмотрел на меня взглядом полного скепсиса и сочувствия.

– Она искала маму, ее убили много лет назад на глазах девушки. Она сказала мне, что поменялась душами с каким-то мертвецом, и если не вернется до восхода солнца, то останется в Лабиринте навсегда. Ты знаешь, что это может означать?

Рене ответил не сразу, как будто сомневался, говорить или нет.

– С этим озером никогда не поймешь: лжет оно или говорит правду. Если тебе не повезло увидеть правду, то твоя подруга еще жива. Но тебя это не должно волновать.

– Нет, Рене, это то, что меня должно волновать.

– Ты не можешь знать наверняка, видел ли ты правду или ложь.

– Лучше я буду считать, что видел правду. Я не хочу, чтобы она умерла.

– Лучше считай, что видел ложь. Ты не найдешь ее в Лабиринте. Можешь нырнуть обратно в озеро – чтобы уж наверняка отправиться в Бездну. А можешь продолжить идти со мной в Убежище. Возможно, мы что-нибудь и придумаем. И вообще, долго ты собираешься морозить свои почки на стеклянном полу? Вставай!

Я встал. И пошел в сторону Убежища вместе с Рене. Я злился на него, потому что он был прав. Я не найду Селену в Лабиринте, как она прямо сейчас не могла найти свою мать.

Или все увиденное – ложь? Тело Селены – в подвале Лаборатории, под охраной Алексея Георгиевича. Разве могла она сбежать от него? Конечно, нет! Надо найти выход на Поверхность, вернуться в Лабораторию и убедиться в этом. Решив для себя сделать это, я успокоился.

ГЛАВА 8. ДРЕВНИЕ БОГИ

Мы шли по длинному бетонному коридору. Колонны разделяли его на три части по ширине. Центральный неф возвышался над боковыми, но все равно оставался низким. Его бетонные плиты прямо «давили» своими прямоугольниками сверху и снизу. Узкие боковые нефы, напротив, имели стеклянный потолок, отчего пространство казалось более высоким. Свет пробивался через потолочные окна и освещал пожелтевшую траву, росшую в боковых проходах – первые растения, встретившиеся в Лабиринте. Мы шли вблизи от самой Поверхности – так думал я. Я внимательно всматривался сквозь прозрачную крышу, надеясь обнаружить город или людей. Но видел только серое небо.

– Бесполезно, эти стекла не разбить, – произнес Рене, увидев мою заинтересованность в потолочных окнах.

Я вздохнул и смиренно продолжил идти за своим спутником. Было бы слишком наивно думать, что найти выход из Лабиринта просто. Больше я не отвлекался на лживые стекла.

Минут через пятнадцать-двадцать мы приблизились к концу тоннеля со множеством проходов. Я насчитал девять дверных проемов, и примерно за половиной из них располагались огромные круглые помещения под стеклянными куполами. Их стекло пропускало сквозь себя тусклый свет, но вот время суток за каждым из них было разным. Яркое сияние солнечного дня сменялось в соседнем сооружении голубым свечением позднего вечера. В третьем куполе нависало черное покрывало ночи.

Это казалось странным, но Лабиринт совсем не знал времени. Даже времена года были разными под разным небом. Я наслаждался красно-желтым пламенем опадающего сентября. Гуляя под огромными мертвыми деревьями ноября, пинал коричневые листья у ног. Трогал руками уснувшие под теплым снегом ветви декабря. Вот только деревья нигде не были живыми. Нигде не расцветали цветы и не зеленели свежие листья. В царстве смерти не нашлось места для весны. Даже август оставил после себя незаросшее пепелище.

И все же после узких удушающих коридоров Боен и Королевства красного кирпича простор Оранжерей успокаивал. Огромные арки, соединяющие комнаты и коридоры между собой, нельзя и