Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочешь идти – иди. Здесь все равно нет другого источника жизни, кроме как другой человек. Рано или поздно тебе придется убить и съесть, чтобы жить. Но если тебе сложно сделать это сразу, я могу упростить задачу. Держи, парень!
Рене протянул фляжку. Я взял ее в руки и увидел янтарное свечение, струившееся через металл. Емкость наполнили человеческой кровью! Я неуверенно протянул сосуд его владельцу.
– Нет сил открыть, парень? Я помогу.
Цепочка взвизгнула, и привязанная к ней крышка ударилась о стенку фляги. Нос Рене приблизился к сосуду, сделал глубокий вдох, и убийца восторженно произнес:
– Только понюхай, какой у нее аромат! В нем вся наша радость! Попробуй, парень, чтобы узнать, ради чего мы продолжаем жить! Держи. Не стесняйся, можешь выпить всю кровь.
Рене ударил флягой мне в грудь, и мои руки непроизвольно ее схватили. Собеседник смотрел на меня блестящими глазами и с приоткрытой улыбкой в предвкушении того, что я поддамся зову крови. Назло ему я не хотел этого делать.
– Оставь меня! – выкрикнул я и швырнул флягу на пол.
Вместе с металлическим звоном по бетонному полу разлилась янтарная жидкость. Рене улыбнулся сжатыми зубами. Наверняка он крыл меня последними словами, но вслух произнес сдержанное: «Швырять-то зачем?»
Рене сожалел о потери драгоценной жидкости, безумно сожалел. Но кидаться на ее спасение не стал. Он не спеша встал, не спеша подошел и также не спеша поднял фляжку с пола, качнул головой и сказал:
– Если тебе, парень, кровь не нужна, значит, силы идти на своих двоих еще есть. За мной!
Спутник сложил руки за спиной и неспешно пошел вперед. Мне оставалось только последовать за ним. Без его помощи я легко мог превратиться в жертву других охотников до чужой крови. Моя рука скользила по шершавой поверхности стены, удерживая от падения. Я вспоминал слова Меркурия о том, что на этом свете силы никогда не могут оставить человека полностью – пока есть воля, можно идти вперед. И я шел, стиснув зубы до изнеможения.
Теперь я заметил, что все это время в Бункере кроме нас находились еще люди. Черные тени незнакомцев скрывались в таких же черных тенях туннеля – в мрачных проходах, под потухшими лампами, за стальными дверями… Они почти сливались с темнотой, но внимательный взгляд мог их рассмотреть. Незнакомцы носили ту же армейскую форму, что и Рене, только их лица скрывали мрачно-серые маски и глубокие капюшоны. Мой спутник общался с ними жестами, и незнакомцы отвечали ему тем же. Тишина слов и незаметность образов не позволили сразу увидеть Тени потерянного воинства, как назвал свое братство Рене.
– И много вас в клане? – спросил я своего спутника.
– Тысяча имен и одно лицо, – повторил свой прошлый ответ мертвец.
– Твое лицо?
– Мое, парень, мое, – Рене обернулся вполоборота. То ли для того, чтобы посмотреть на меня одним глазом, то ли для того, чтобы я снова увидел его покрытое шрамами лицо.
Мы прошли через дверь в очередной относительно короткий туннель, где остановились посередине прохода у стальных ворот. Квадратные двери в два человеческих роста держались на чудовищного размера петлях, способных выдержать даже ядерный взрыв. Очевидно, ворота закрывали собой проход в Убежище.
Рене дал жестами сигнал обитателям, наблюдавшим за ним, судя по всему, по камерам, потому что никаких окон я не обнаружил. Раздался жеваный металлический скрип – ворота пришли в медленное движение. Очень медленное. Только теперь я понял, насколько монструозными выплавили эти двери – их толщина равнялась их ширине. Когда ворота повернулись на девяносто градусов вокруг петель, они все еще полностью закрывали собой проход в Убежище. Я пришел к выводу, что даже Древние боги не смогут открыть эти двери. Теперь я верил Рене, что Убежище было самым безопасным местом в Лабиринте, хотя не осмотрел и тысячной его части. Мы ждали минут пять, прежде чем узкая щель между створкой и стальным коробом позволила нам пройти внутрь.
Рене с порога громко объявил:
– Возрадуйтесь, братья мои! Я привел человека, который выведет нас из Лабиринта на Поверхность!
– Мы не договаривались с тобой!.. об этом… – воскликнул я, но прежде чем успел закончить фразу, голос потух. Я испугался. Рене мог меня просто убить и забрать ключ себе, если я буду с ним спорить. Даже удивительно, что он не сделал это раньше. Я смотрел и ждал реакции. Лицо собеседника утратило на мгновение появившиеся в нем эмоции. Медленно выговаривая каждое слово, Рене сказал:
– Ты ошибаешься, парень. Договаривались. Ты сказал: мы можем помочь друг другу. Вот: я тебе помог. Теперь твоя очередь помочь мне.
–Ты меня еще не вывел в мир живых! И потом: ты говорил, что ненавидишь Поверхность?!
Рене пробежался по мне взглядом, в очередной раз прицениваясь к моей жизни. Ни одна мышца его лица не дернулась, отчего становилось особенно жутко – невозможно понять, что же он решил. Возможно, ничего, потому что мертвец ответил:
– Ненавижу. Но желания моего клана – мои желания. Лучше давай этот разговор отложим на потом. Ты хотел пить? Выпей. Тут много спирта. Не нравится спирт? Можешь давиться водой. Хочешь есть? Тут много еды. В основном консервы и крупы, которые уважающий себе мертвец не ест, но, быть может, тебе они подойдут. Братья! Накормите и напоите гостя! Наше скромное Убежище посетил сам Хранитель ключей от дверей Лабиринта. Давайте покажем ему наше гостеприимство.
После слов Рене все его воинство – человек двадцать, одетых в маски, глубокие балахоны и непонятную армейскую форму, – начало телепортироваться по широкой комнате и составлять на длинном железном столе, тянувшемся вдоль всей правой стены, еду, воду и столовые приборы. Значит, мой спутник снова меня обманул – в Лабиринте можно питаться не только кровью. Зачем он это сделал? Хотел проверить меня? Убедиться, что я не выпью его жизнь, если почувствую голод?
Угадывать я мог долго. Поэтому я решил, что мертвым обычная еда, может, и не годилась, но я все еще оставался живым. Я схватил открытую банку с сырой тушенкой и начал запихивать ее в себя алюминиевой вилкой.
Я сам не заметил, как проглотил первую порцию, вторую… Я пил уже третий стакан с водой, когда Рене выбил его из моих губ:
– Ты это чего?! – возмутился я.
– Вспомнил, сколько своих товарищей похоронил в пустыне, отравивших себя неуемной жадностью