– Молодец. Я рада за тебя. Искренне.

– Если бы тогда ты не заговорила меня своей умной речью, я бы не состоялся. Так что хвала не мне, а тебе. Из всех встретившихся на моём пути женщин ты оказалась самой уникальной. У тебя девственно чистая душа, и я буду помнить тебя до последнего вздоха. Верь мне. Мне так хочется тебя обнять – можно?

– Я не против, но кругом люди. Меня через день-два выписывают. Прости, пойду.

На следующий день Веру навестила бывшая коллега с пакетом угощений, и они долго говорили, вспоминали. Когда Вера по переходу возвращалась в своё отделение, увидела его, стоявшего у окна. Он подозвал её.

– Вера, мы два очень взрослых человека. С нами каждый день может случиться самое худшее. Можно мне тебя обнять?

Вера поставила пакет с угощениями на подоконник, скрестила на груди руки и покорно прильнула к его груди. Большими, сильными руками и плечами он накрыл её всю – казалось, она вся поместилась в его руках. Он прижимал её так нежно, словно боялся раздавить, и Веру пронзили эти флюиды. Её душа купалась в энергетике любви и нежности. Такую силу неземной ласки она никогда ещё не испытывала. Два пожилых человека стояли молча, не двигаясь, купаясь в этом озере счастья. Ощущение было божественным – казалось: она в раю. Как долго продолжалось это блаженство, Вера сказать не смогла бы. Не смогла бы сказать, проходил, нет ли кто по переходу, видел их кто или нет, – реакция со стороны после нежности и любви, что заполнили душу, была ей теперь безразлична.

Она чуть отстранилась и прошептала:

– Нагни голову.

Он склонил голову, она прижала её ладошками за виски и поцеловала его в глаза:

– Спасибо тебе за это волшебство. Ты подарил мне столько любви, сколько я не испытала за всю жизнь.

– Сейчас я люблю тебя больше, чем когда-либо. У меня отдельная палата. Давай поднимемся.

– Мне думается, я тоже полюбила тебя, но… – прости, нет. Секс и любовь, на мой взгляд, – не одно и то же. Эти минуты блаженного счастья и тебя в них – грешно разрушать. Эти минуты, что я испытала впервые, останутся во мне и со мной до конца. Может, в другой жизни я снова не узнаю тебя – ты окликни меня. Я обрадуюсь. Прости и – прощай.

Вера взяла с подоконника пакет и ушла… Он навсегда останется в её благодарном сердце. Сердце, что испытало волшебную ауру любви. Как его зовут, она снова не спросила, но – какое это имело значение. Они были созданы друг для друга, и потому Богу угодно было свести их трижды. Ему встреча с Верой помогла обрести любовь, что его совершенствовала, – ей эта встреча помогла понять истинную глубину любви.

Как-то её поразили слова о любви апостола Павла из его 1-го послания корифнянам: «Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит, никогда не перестаёт…» Как мудро и как – точно!

Отправляя на тропу жизни новорожденных, Бог одаривает их любовью. Наши герои приняли в свои сердца этот небесный дар, не растрясли его и вернули планете Любовь.

Не мороз был причиной пустых улиц февраля 1975-го – виной тому был сериал «Семнадцать мгновений весны».

* * *

Спросите, как пройти на Новосибирскую 2а, – пожмут плечами. Спросите, как пройти к «Курятнику», оживятся и тут же укажут, потому как почтовый адрес 5-этажного заводского общежития никто не знал; знали кликуху общежития – «Курятник», на каждом этаже которого размещалось не менее десяти семей. Комфортом в «курятнике» была одна на всех кухня и один на всех санузел: старый грязный унитаз, ржавая раковина и почерневшая чугунная ванна, на поверхности которой оставалось не более 10 % белого фарфорового покрытия. Семьям из четырёх человек и более предоставляли большие комнаты – 17,5 кв. м; маленькие комнаты в 8–9 кв.м. заселяли молодожёнами.

Семья Эльвиры проживала в большой угловой комнате с балконом. Из мебели в ней стоял стол, раскладной диван – спальное место супругов, – коляска трёхмесячной дочери, решётчатая кроватка 7-летнего сына и три стула, что со свёрнутым вдвое матрасом превращались ночью в кроватку дочери. В углу, рядом с входной дверью, до потолка возвышался «шкаф» – бумажные коробки с постельным бельём и одеждой. В семье много чего недоставало, зато на столе красовался ящик-телевизор, рядом – ночная лампа. Всё бы хорошо – беда, что в морозы промерзала угловая стена.

За окном хозяйничал сибирский мороз, рисуя узоры на стёклах. Муж приходил уставший; его встречала не менее уставшая от домашних дел и забот с детьми Эльвира, зато по вечерам отдыхали у телевизора, и в такие часы их комната превращалась в кинозал. На вымытый к тому времени пол усаживались впритык жильцы всего этажа и при свете ночной лампы смотрели сериал «Семнадцать мгновений весны». Тишину во время сеанса нарушали негромкие вздохи, охи, ахи и возгласы: «Это ж надо! И чо ж дале-то?..»

В конце февраля Эльвире вздумалось освежить комнату к Международному женскому дню 8 Марта. Проводив сына в школу, мужа – на завод, вынесла в коридор нехитрую мебель и коробки с одеждой, застелила диван газетами, развела в ведре извёстку. Перед тем, как приняться за побелку, накормила Машеньку, и она вскоре уснула. Уложив её в коляску, укрыла одеяльцем и выставила коляску в коридор.

К концу рабочего дня в комнате пахло извёсткой, чистотой, свежестью – мебель к тому времени Эльвира успела расставить по местам. Накормив мужа и сына ужином, она туго перепеленала дочку в байковые пелёнки и уселась с нею на диван – покормить. Муж включил телевизор. Наступало блаженное время отдыха. Держа дочь у груди, Эльвира откинула голову на спинку дивана и… не заметила, как уснула. Жильцы этажа – взрослые и дети – без стука, бесшумно, один за другим заходили, как к себе домой, «на кино», что начиналось после программы «Время». Молча, по-азиатски, усаживались на полу— в предвкушении, что им выдаст маленький экран «ящика».

Сериал в тот вечер Эльвира не смотрела – с дочерью у груди перед экраном так и проспала. Калачиком в кроватке свернулся сынишка и тоже уснул, накатавшись днём на санках и надышавшись кислорода. Несмотря на холодное дыхание невысохшей стены, от скученности людей сделалось душно – пришлось открыть в коридор дверь. После сериала жильцы с чувством благодарности бесшумно и поочерёдно покидали «кинозал» с пожеланиями спокойной ночи хозяевам.

Муж проводил гостей, и после вечерней гигиены разбудил Эльвиру. Она в полусонном состоянии уложила дочку на вдвое сложенный матрас, забыв накрыть её ватным одеяльцем и отодвинуть стулья от всё ещё мокрой стены. Легла и, словно в бездну, провалилась. Ночью муж подошёл к дочери и обнаружил, что мокрые пелёнки примёрзли к стене.

– Ё-твою мать! Ты чего девчонку не укрыла?! – проворчал он громко, разбудив Эльвиру. – Где одеяльце?

Не понимая, каких признаний от неё требуют, Эльвира, что секунду назад была радисткой Кэт из сериала и прятала-спасала от фашистов своего и чужого ребёнка, насторожённо удивилась: