— Капитан О’Брайан, уважаемые дамы, мое выступление будет и кратким, и быстрым, на это вы можете смело рассчитывать. — Роджер медленно обвел взглядом всю группу из пятнадцати женщин, нарочно пропустив Грейс в надежде на то, что она решит, будто он просто не знает о ее присутствии. — Говорят, мы, ирландцы, одарены, что называется, способностью потрепаться. Если под этим подразумевается умение выразить свои чувства легко, изящно, свободно, выразить свои мысли убежденно и искренне, а признательность изложить в той форме, которая покажется уместной слушателям, то сегодня мне — да, впервые в жизни — хотелось бы обрести такой дар. Ибо, честное слово, дамы, это и впрямь дар; если бы я смог выразить, что все мы, капитан О’Брайан, мои собратья-офицеры, я сам, насколько все мы понимаем, как много значит ваше присутствие для наших солдат. — Роджер глубоко вздохнул, его примеру последовал кое-кто из дам. — Самим своим появлением, своей добротой, своим милостивым присутствием вы исторгли эти занятия, эту подготовку к войне из царства рутины и превратили эти вечера в праздник. Все мы в глубине души знаем, что, быть может, не пройдет и нескольких недель, как этим вечерам будет положен конец и нам придется вас оставить. Но я надеюсь, я молю Бога, что вы, все вы, поймете, что означает ваш приход сюда для наших солдат, и что понимание это будет приводить вас, со всей вашей добротой и готовностью помочь, на наши занятия вновь и вновь, когда только будет возможно. И поверьте мне, вы никогда об этом не пожалеете. Спасибо.

Раздались громкие аплодисменты, а кое-кто даже прослезился. Энди О’Брайан пожал Роджеру руку и под грохот аплодисментов прошептал ему на ухо:

— Здорово. И где это ты научился так говорить?

— Ты отца моего не слышал.

— Не слышал, но держу пари, речи он произносить умел.

— А я, если помнишь, тренировал когда-то футбольные команды.

Одна за другой дамы обменивались с ним рукопожатиями и заверяли в своей готовности и далее участвовать в такого рода мероприятиях. Роджер с удовольствием предвкушал, что теперь Грейс не выпутаться из ловушки — ей не удастся отойти в сторону, иначе она рискует показаться невежливой, а это привлечет всеобщее внимание. Но к такому риску она была, судя по всему, готова. Минуя остальных, Грейс направилась к Маргарите О’Брайан с явным намерением попрощаться, но та взяла ее под руку и подвела к Роджеру.

— Извините, — прервала она одну из волонтерок, клянущуюся никогда не оставлять своими заботами ирландскую роту. — Роджер, можно вас на секунду? Миссис Тейт, познакомьтесь с мистером Бэнноном. Лейтенантом Бэнноном.

— Добрый вечер, миссис Тейт.

— Мы знакомы с мистером Бэнноном, — ровно проговорила Грейс.

— Ах вот как? — удивилась Маргарита. — А я и не знала. Вы торопитесь? А то, может, зайдем к нам, съедим мороженого или выпьем немного?

— Большое спасибо, Марджи, но мне действительно пора домой. Уже поздно.

— Поздно? А который, кстати, час? — спросила Маргарита. — Я как-то совсем потеряла счет времени.

Роджер посмотрел на большие настенные часы:

— Без десяти одиннадцать.

— С кем вы приехали? — поинтересовалась Маргарита.

— Я сама за рулем, потому и спешу домой.

— О Господи. Роджер, почему бы вам не проехаться с миссис Тейт? Слишком поздно, чтобы ехать одной.

— Да что за ерунда, — возразила Грейс, — тут езды всего несколько кварталов.

— Да, но через самые темные улицы Форт-Пенна. Роджер, где ваше пальто?

Ясно, что, руководимая самыми лучшими намерениями, Маргарет не желала нести ответственность на тот случай, если кто-нибудь решит прикончить Грейс в темноте города, и не прошло и нескольких минут, как Роджер оказался рядом с ней в «мерсере» с поднятой крышей и задернутыми шторками.

— Мне и слова не дали сказать, — извинился он.

— Да ладно.

— Если что-нибудь случится с Энди, из Маргариты выйдет хороший командир.

— Наверное.

— Миссис Тейт?

— Да?

— Возможно, мы больше не увидимся. Не уделите мне пять минут своего времени?

— Это как раз примерно столько, сколько нужно, чтобы доехать до моего дома.

— Нет, я себе это представлял несколько иначе. — Он ухватился левой рукой за руль, резко вывернул его, так что машина вильнула к бордюру, и заглушил двигатель.

— Послушайте, мистер Бэннон, я не собираюсь играть с вами. Верните ключ, иначе я вызову полицию.

— И за что меня арестуют? Если вы выйдете из машины, я дождусь, пока вы вернетесь с полицией, а ключ будет в замке зажигания. И в чем здесь нарушение закона? Что же касается вас лично, то у меня нет ни малейшего намерения причинить вам какой-либо вред. К тому же вам не кажется, что легавого я различу быстрее, чем вы?

— Вот в это я верю. Да, из того, что я слышала про вас, можно понять, что с полицией вам приходилось иметь дело. Иначе вы бы сейчас сидели в тюрьме.

— Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить. Так от кого вы про меня слышали? От мужа?

— Нет, не от мужа. Да и какая вам разница? Знаю только, что вы избили какую-то женщину и были арестованы.

— Меня только раз в жизни арестовывали, и не за избиение женщины, а за кражу ящика с апельсинами. Мне было тогда тринадцать лет.

— Ах вот как?

— Так что кто бы вам что ни рассказывал, они понятия не имеют о том, что произошло на самом деле. Хотите узнать?

— Не имею ни малейшего желания. И хочу только одного — чтобы вы вернули мне ключи и я могла вернуться домой к мужу и детям.

— В тот день, когда вы меня искупали в канаве…

— Не надо возвращаться к той истории, мистер Бэннон. Мне надо домой. Немедленно.

— Если вы будете меня прерывать, то опоздаете еще больше. Выслушайте и сразу поедете домой.

— Я не собираюсь с вами торговаться. Давайте сюда ключи, вы, наглый щенок.

— Наглый, может быть, — засмеялся он, — но, видит Бог, совсем не щенок.

— Я бы еще не так вас назвала, можете быть уверены.

— И назовете, как только выслушаете меня. Ну, так как?

— О Господи, ну ладно, валяйте. Надо покончить с этим. Что меня ждет — исповедь на католический манер? Собираетесь покаяться в грехах, а потом начать все сначала, как бывает с такими, как вы?

— Леди не пристало оскорблять чужие религиозные чувства.

— Леди? Да знаете ли вы, что такое леди? Впрочем, откуда? Да хоть одну леди ты в жизни видел, сукин сын? А если бы и увидел, то не узнал.

— Отчего же? Вы — леди и, наверное, ведете себя как леди.

— Ладно, хватит. Давайте сюда ключи. Живо!

— Минуту. Вы сказали, валяйте и покончим с этим. Ну так вот, слушайте. — Роджер немного помолчал. — В тот день вы уехали, бросив меня в канаве. Я вылез и впервые за все время после окончания университета в Форт-Пенне напился. Сильно напился. Правда, впоследствии я понял, что в этом не было никакой нужды, потому что я и так был вне себя от ярости. Меня? В канаву?! То, что случилось потом, скорее всего, как говорят голландцы, должно было случиться. Но думаю, мне просто надо было подстраховаться. Я выпил уж не знаю сколько, пошел к приятелю, там добавил, а дальше помню только, что женщина, оказавшаяся со мной в постели, была избита и, по всей вероятности, сделал это я. Вот и все.