Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если ваши знания понадобятся для разоблачения лиц, связанных с наркотиками, в какой мере можно на вас рассчитывать?
– Я не знаю … В той мере, в какой вы найдете нужным …
– И публично?
Диана оглянулась на Свиридова.
«Не опасно ли это будет для нас с Лео? Не подставят ли меня?» – прочел Свиридов в ее сознании.
– Диану смущает вопрос безопасности ее и Худобина при таком ее использовании.
– Вопрос о вашей безопасности – вопрос первоочередной. Но ваше публичное выступление – возможно ли это?
– Полковник правильно сформулировал мою мысль – если это не будет сопряжено с опасностью для нас с Лео. Тогда – все, что угодно. Я еще раз повторяю – нет такой цены, которую я бы не заплатила за право быть около него.
– Свиридов, ей можно верить?
– Да.
– Спасибо, полковник. Я умею быть верной. Клянусь богом!
– Вы верите в бога?
– Да, я верю в бога. Но это не мешает мне верить в человека.
– Вы готовы принять участие в контрразведывательной работе против своей страны? Я намеренно так резко формулирую вопрос, чтобы вы также определенно и резко ответили.
– Нет, я не готова. Но постараюсь … помочь вам по мере сил, если это не будет представлять угрозы моим соотечественникам. Люди созданы единым богом, и нельзя одних ставить над другими. И наказывать одних, возвышая других.
– Но есть армия, и вы – тоже солдат. Как же так?
– Я – солдат бога, и теперь я это понимаю. Раньше не понимала. Меня просветил полковник, хоть он и не верит в бога. Но он – провиденье божие. И если это во славу бога – я помогу вам во всем.
– Что для вас сильнее – приказ полковника или приказ бога?
– Я никогда не получала послания божьего, я слишком маленький человек и слишком большая грешница для этого. Но в любом случае для меня приказ полковника Свиридова – это приказ … Возможно, приказ бога … И я его выполню.
Диана сказала это очень серьезно, и еще более определенным и даже устрашающе однозначным был ее мысленный ответ.
– Как вы представляете вашу дальнейшую жизнь?
– Никак. После вчерашнего вечера с полковником и его женой я почувствовала, что бог руками полковника решает и ведет меня, нас с Лео. И я успокоилась – бог и полковник сделают так, как надо. На все воля божья!
– Настолько сильна ваша вера в полковника Свиридова?
– Она абсолютна, как и вера в бога. Я же говорю вам, что им движет бог. Поэтому я ему верю без рассуждений о правильности или неправильности его действий. Ну, если только в мелочах … Если он мне скажет, что пить бренди не нужно, я, пожалуй, не соглашусь! Может быть, по глотку?
– Хорошо, но по глотку.
– Ле-ва, пожалуйста, принеси.
Лев Викентьевич вышел.
– Вы хотели меня спросить о чем-то, что не должен слышать Лео?
– У меня вопрос из неудобных – в какой мере ваша привязанность к Худобину определяется физиологией?
– То есть постелью? Не в большой. Если он станет неспособен, я буду любить его, ласкать его, спать с ним … я останусь с ним.
– Диана, вы с Худобиным – оба кадровые разведчики. В какой степени вы верите друг другу?
– Мы полностью доверяем друг другу. Вы имеете в виду, что я не знала, что Лео – ваш агент? Это никак не повлияло на наши отношения. Если бы он считал нужным, он бы сказал мне это тогда. Он посчитал это ненужным. Наверное, правильно – тогда я была к этому не готова.
– Вы считаете, что Худобин относится к вам также, как и вы к нему? С той же степенью доверия?
– Да, безусловно. Если это не так – я не смогу жить.
– С кем из группы «Святого» ты имела половые сношения?
– С Семенякой, с Драгайкиным. – Диана жалобно взглянула на Свиридова. – С Хохолевым.
Свиридов «увидел» это и понял, почему Диана передернула плечами.
– Я прошу прощения за неудобные вопросы.
КАКОЙ ЛЕГАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ ВЫ МОГЛИ БЫ ЗАНЯТЬСЯ?
Левушка принес маленькие рюмочки, наполнил их и подал Диане, генералу, Свиридову. Взял себе.
– Я хочу выпить за здоровье и благополучие находящейся здесь женщины, – генерал встал, – Неважно, как ее зовут … За ее здоровье и благополучие!
– Твое здоровье, Дайяна!
– Твое здоровье, Диана, милая!
– Спасибо … – Диана чокнулась, выпила, закрыла глаза. Поставив рюмку, она сложила ладони и чуть шевеля губами прошептала несколько слов.
– Можно сварить вам кофе?
За кофе генерал расспрашивал Левушку о его работе, совсем перестав обращать внимание на Диану.
– Ладно, подведем итоги. Я поручаю полковнику Свиридову взять под свое покровительство Диану Уайттеккер с полным подчинением указанной гражданки полковнику Свиридову.
– Я готова. Я выполню любой приказ полковника.
– Покровительство полковника распространяется на Худобина Льва Вонифатьевича вместе с Дианой Уайттеккер.
– Понятно.
– Полковник Свиридов отвечает за легализацию Дианы, за ее трудоустройство и прочие житейские подробности. Полковник Свиридов поручился за вас, и поэтому отвечает за все ваши поступки, Диана.
– Я не подведу полковника.
– Как говорится, вы теперь на нем, Диана.
– Может быть, мы будем традиционны и я буду снизу, в обычной позиции? Прошу прощения за неудачную шутку …
– Молодец, Дайяна!
– Насчет позиции вы решите с Худобиным сами – тоже прошу прощения за неуклюжее вмешательство. Но мера ответственности полковника Свиридова за вас очень велика, и это вам следует помнить.
Генерал помолчал, разглядывая рюмку на свет.
– Все вопросы использования Дианы в контрразведывательных целях будем решать отдельно, позже, но окончательное решение я хочу оставить за полковником Свиридовым. Нет возражений? Диана? Лев Вонифатьевич?
– У меня нет никаких возражений.
– Я согласен.
– Решили. Позже будет приказ, невнятный по содержанию, но после легализации Дианы Уайттеккер и получения ею нового паспорта.
Внизу раздался шум автомобильного мотора.
Свиридов выглянул в окно.
– Это Тоня приехала.
– Кто наверху? – спросила Тоня у сидящего внизу майора Волосенко. – Кроме генерала?
– Полковник Свиридов.
– Товарищ генерал, разрешите присутствовать?
– Заходи, заходи, – Сторнас обнял и поцеловал Тоню. – Мы уже все порешали, все закончили. Прощаемся.
Все вышли на крыльцо проводить генерала Сторнаса, Свиридова и Волосенко.
МЕНЯ ОТДАЛИ В ПОЛНОЕ РАБСТВО ТВОЕМУ МУЖУ
– Все в порядке?
– Да, То-ни, все в порядке! Меня отдали в полное распоряжение твоего мужа! В полное рабство!
– Дианочка, ну что ты говоришь! Какое рабство!
– А я рада – в такое рабство, угодное
