В который уже раз в своей беспутной жизни Вася убедил себя, что платные услуги гораздо лучше бесплатных. Заплатил, получил и пользуйся согласно прейскуранту. Все честно! А любовь, дружба, отношения – это для тех, кто книжки читает и длинными семейными вечерами друг у друга угри выдавливает. Дай ему Бог здоровья, этому Туману, и будь он проклят!

Положенец – это человек, авторитетный зек, который в отсутствие вора в тюрьме следит за соблюдением понятий (кодекса зековской чести) и воровских традиций. Он руководит распределением общака и решает все вопросы, возникающие у сидельцев. Как только в тюрьме появляется вор, положенец, или смотрящий, обязан доложить ему о том, какие на тюрьме порядки и как лично он следит за положением. Вор, выяснив, довольны ли зеки происходящим, греются ли карцеры, «малолетки», больничка, «вышаки», по справедливости ли разводятся рамсы и так далее, решает, оставлять этого положенца и дальше смотрящим или поставить другого. Мнения могут высказывать все зеки, а решает только вор. Работа эта неблагодарная и хлопотная. Арестантская масса большая и разномастная, на всех угодить трудно. Как ни старался угодить Туман, а все равно были недовольные. И некоторые тюремные уроды говорили, что Туман «жрет общак». Он не курил и не чифирил, а все равно говорили. Тогда он начал собирать отписки и через пассажиров переправлять их на свободу.

В тот момент со свободы централ грел только один человек, Мишаня Борзов. Личность легендарная. Он был чемпионом мира по боксу. При этом всю жизнь соблюдал воровские понятия. Он был на свободе смотрящим от Деда. Вряд ли в то время на свободе был кто-нибудь авторитетнее, чем Вася Корж, старейший вор союзного значения. И вот Мишанька Борзов был его доверенным лицом. Он мешками загонял на тюрьму чай, а сигареты ящиками и, самое главное – заставлял оперов доставлять этот запрещенный груз прямо в камеру к Туману. При таком положении, как говорится, и воры были сыты, и козы целы. Именно ему, Мишане, был обязан Туман знакомством с легендарным Дедом.

Семидесятипятилетний Дед жил в Люботине с бабой Галей, женщиной, которая досматривала его в преклонном возрасте. Домишко был маленький, невзрачный, а дорога к нему оказалась просто ужасной. Это произошло 13 сентября 1995 года, когда нежданно-негаданно, попав под амнистию, Туман освободился, оставив хозяину восемь месяцев недосиженных радостей.

После трех с половиной лет тюрем и лагерей Туман был слегка подавлен той моделью дикого совкового капитализма, с которым он столкнулся на свободе. Но свобода есть свобода, и голова кружилась подобно праздничной карусели в парке культуры и отдыха.

Вечером он встретился с Михаилом, и они поехали в гости к Деду. Туман явился со своим другом Сашей по кличке Жирный, а Михаил – со своим, который был директором шампанки и, по словам Михаила, много сделал для общего движения. Друга Борзова тоже звали Михаил, и у него было большое горе. Недавно из жизни ушла его жена, и он ехал к Деду за утешением и советом. Когда они приехали к Коржу, тот встретил их радушно и гостеприимно. Глянув на толстую папку тумановских отписок за общак, он посмотрел на Игоря как на дурака и сказал:

– Спали их. Чтобы мусорам не достались. На хрена мне твоя бухгалтерия? Если бы я тебе не верил, думаешь, терпел бы тебя полтора года смотрящим за централом?!

– Так ведь вам говорили, что я жру общак?! – покраснев, промямлил Туман.

– А ты думаешь, про меня мало говорили, – в тон ему ответил Дед. – Говорят те, кто ни хрена не делает, а тот, кто делает, тому говорить некогда!

Потом Вася Корж сам полез в погреб и достал свое домашнее вино, и все сели за стол. Старый вор долго рассказывал о своем прошлом, и они слушали открыв рты. Затем хозяин показал фильм друга Высоцкого «Золото промышленника Туманова», снятый о нем. В этот день Туман многое понял и о себе, и о жизни, и о вечном. Да и не только Туман. Все приобщились…

Последняя партия «порошка счастья» была особенно хороша. И цвет, и кристаллы были безукоризненными. Пока Нина колдовала в подвале, Туман охранял ее труд, сидя на чердаке и внимательно осматривая окрестности в мощный бинокль. Вокруг было благостно и спокойно. Осень кокетничала с Туманом, завлекая и маня. Хотелось бросить все к чертям – и в лес. Природа была девственно-манящей. Под каждый стог хотелось нырнуть и зарыться в нем вместе с любимой, ненаглядной молчуньей…

Нина все время молчала. Но молчание любимой женщины было гораздо красноречивее любой разноцветной болтовни. Каждый раз, когда Игорь пытался поговорить с ней о главном, она останавливала его или с нотками раздражения в голосе говорила: «Не начинай…».

– Игорь, я закончила, – донесся из преисподней голос падшего ангела.

Туман бросил бинокль и спустился вниз.

Нина стояла в белом халате и маске. Из-под шапочки на высокий лоб выбился локон непослушных волос. Она была беззащитная и смешная. Игорь обнял ее напряженно-желанное тело и прижал к себе.

– Перестань, Игорь, – хрипловатым голосом неуверенно попросила она.

– Да пошла ты… – нежно и напористо прошептал он.

Руки в одно мгновение нарушили все границы и замерли в том месте, которое у агрономов называется «ягодицами», а у хлебопеков – «булками».

– Мне сегодня нельзя, – еще глуше прошептало белое искушение.

У Тумана помутилось в голове. Нина слегка подтолкнула его, и он упал в кресло. Присев на корточки возле него, она быстрыми, умелыми движениями достала из его штанов то, что рвалось на волю, и, сдвинув повязку со рта на глаза, склонилась над ним. Что было дальше, Туман помнил плохо. Но было хорошо!

Лена задавала Васе вопросы, время от времени делала какие-то пометки в блокноте. Периодически меняла кассеты в диктофоне. Вася, сидя в глубоком кресле, монотонно и бесцветно бубнил себе под нос свои страшные воспоминания о той странной войне. Со стороны это напоминало какой-то спиритический сеанс. Будто бы из далекого прошлого, из бездны небытия вызывались духи давно покинувших нас людей. О себе Вася говорил мало. В основном рассказывал о своих боевых товарищах, навсегда оставшихся в горах этой небольшой, но гордой страны.

Глаза рассказчика были полуоткрыты. Иногда речь его становилась бессвязной. Лена молчала и не перебивала. Он сам периодически возвращался из своего «прекрасного далека» и, находя потерянное звено, снова связывал логическую цепь. Вася мало был похож на своего тезку Василия Теркина. Его воспоминания были полны слез, боли, крови и грязи. Он вспоминал о войне. А война – это убойный коктейль из вышеперечисленных ингредиентов.

Они сидели на террасе открытого кафе. Бабье лето ласкало и нежило. Топленое золото уходящего тепла обволакивало и дурманило. Светло и солнечно было вокруг. Казалось, что дождь и ветер – это не про нас, это не с нами. Листья шуршали под метлами с каким-то французским прононсом. Дворники в своих жилетах были похожи на больших божьих коровок. Хотелось закрыть глаза и, как в детстве, произнести заклинание: «Солнышко, солнышко, полети на небо. Там твои детки кушают конфетки». И вознесутся дворники, тем более что женщины летают на метлах лучше, чем ими метут!