среди сахравийских женщин, разве можно ее так называть? Это отвратительное слово. Никогда больше не называйте ее так.

– Она с каждым мужчиной разговаривает, – сказала Фатима, младшая сестра Гуки, глупая и неряшливая девочка; она сидела напротив и грызла свои черные ногти, а волосы ее были густо намазаны застывшей красной глиной.

– Что же плохого в том, чтобы говорить с мужчинами? – сердито спросила я. – Я тоже каждый день общаюсь с мужчинами, получается, я тоже шлюха?

Как же мне хотелось когда-нибудь вправить мозги в их наглухо запертые глупые черепушки.

– Не только это, – сказала самая простодушная из девочек. – Эта Саида, она… – Девочка зарделась и не смогла договорить.

– Она спит с разными мужчинами, – закатив глаза, медленно отчеканила Фатима и залилась злым смехом.

– «Она спит с разными мужчинами»! Ты что, своими глазами это видела? – Я вздохнула, не зная, сердиться на этих девчонок или смеяться над ними.

– Конечно, спит! – презрительно цокнула языком Фатима. – Все об этом говорят. Никто в поселке не хочет с ней знаться, кроме мужчин. Но и мужчины не женятся на ней, а только безобразничают, вот и все…

– Все, хватит болтать. Такие маленькие, а ведете себя хуже великовозрастных сплетниц.

Я отвернулась от них и пошла на кухню выливать чай. В душе поднялось внезапное раздражение: надо же было с самого утра завести этот бессмысленный разговор.

Девочки расселись на полу по всей комнате – растрепанные, дурно пахнущие, босые, с перепачканными ногами – и чесали языками кто во что горазд. Я не понимаю по-хассанийски, но в их речи то и дело проскакивало имя Саиды, которое они произносили с негодующей и брезгливой гримасой. Ужасно было наблюдать такую невообразимо уродливую зависть и ненависть.

Я глядела на них, облокотившись на дверь, а перед глазами у меня стоял образ Саиды, такой чистой, такой утонченной, похожей на весенний цветок. Невозможно понять, почему эта образованная, воспитанная, славная сахарская девушка подвергается такому пренебрежительному отношению со стороны своих же соплеменников, приверженцев местных обычаев.

В поселке у нас было множество друзей-сахрави. Продавец марок на почте, охранник в здании суда, водитель, работающий в одной из фирм, торговец в лавке, попрошайка, прикидывающийся слепым, погонщик осла, развозящий воду, могущественный старейшина племени, раб без гроша за душой… Живущие по соседству мужчины и женщины, старые и молодые, полицейские, воришки – люди самого разного толка были нашими сахби, друзьями.

Молодой полицейский Афелуат тоже был нашим другом. Он получил среднее школьное образование, стал полицейским и бросил учебу. У него было мальчишеское лицо, белозубая улыбка, с людьми он был искренен и великодушен; благодаря своему дружелюбию и открытости он с первого взгляда внушал к себе симпатию.

Взрывы в поселке стали обычным делом, однако торговля шла по-прежнему бойко. Волей-неволей все разговоры переходили на текущую ситуацию, однако всерьез кризис никого не беспокоил. К нему относились безразлично, как к чему-то постороннему.

Однажды я возвращалась домой с покупками и увидела, как мимо в полицейской машине проезжает Афелуат. Я помахала ему, и он тут же выскочил из машины.

– Луат, почему ты так давно к нам не заходил? – спросила я.

Он улыбнулся, но ничего не ответил, примериваясь к моему шагу.

– На этой неделе Хосе работает в утреннюю смену, к трем часам уже будет дома. Заходи, поболтаем.

– Ладно, на днях обязательно зайду, – пообещал он.

Все так же улыбаясь, он помог мне загрузить корзину с продуктами в багажник такси и уехал.

Спустя несколько дней Афелуат действительно пришел. Как назло, в тот вечер у нас в гостях были сослуживцы Хосе, мы как раз ели жареные кебабы.

Афелуат заглянул к нам через окно и сказал:

– А, у вас гости! Тогда я в другой раз зайду.

Я тут же выбежала и потащила его в дом.

– Мы говядину пожарили, присоединяйся! Не бойся, здесь все свои.

Афелуат улыбнулся и показал на кого-то позади себя. Тут только я увидела, что из его машины медленно выходит девушка, одетая в голубое платье местного фасона. Лицо ее было закрыто. Мне улыбались лишь ее глаза, подобные осенней воде.

– Саида? – с улыбкой спросила я.

– Откуда ты ее знаешь? – удивленно посмотрел на меня Афелуат.

Не ответив ему, я быстро пошла навстречу этой долгожданной и редкой гостье.

Будь на ее месте другая женщина, я бы не повела ее в комнату, полную мужчин. Но Саида была девушкой просвещенной. Поколебавшись немного, она переступила через порог.

Сослуживцы Хосе никогда не видели так близко девушку-сахравийку. Все они проявили учтивость и встали, когда она вошла. Саида ответила непринужденным кивком.

– Садитесь, пожалуйста, не церемоньтесь.

Я усадила ее на циновку и пошла за газировкой для нее и Афелуата. Когда я вернулась, она была уже без чадры.

В свете лампы лицо Саиды лучилось какой-то невероятной, даже пугающей прелестью. Кожа цвета слоновой кости оттеняла бездонные черные глаза. Прямой нос, светлые губы, тонкие, безупречно правильные, будто у статуи, изящные черты. Она бессознательно потупила взгляд и спокойно улыбнулась. Словно молодая луна, она озарила комнату своим сиянием. Все собравшиеся будто окаменели, даже я замерла на мгновение, потрясенная исходящим от нее светом.

Лучезарная красота Саиды, к которой в больнице все давно привыкли, приобрела совершенно особую прелесть теперь, когда она была одета в традиционное платье. Она молчала, а мы, сидя рядом с нею, словно оказались в старинной волшебной сказке.

Никто не спешил возобновить беседу. Присутствие Саиды заставило нас обо всем позабыть. Посидев немного, Афелуат попрощался и увел с собой Саиду. Еще долго после ее ухода в комнате царила тишина. Пожалуй, именно такое действие оказывает на людей вечная красота!

– Какая красавица! – растроганно вздохнула я. – Бывают же на свете такие прекрасные женщины.

– Она подруга Афелуата? – тихо спросил кто-то.

– Не знаю, – пожала плечами я.

– Откуда она?

– Я слышала, что она сирота. Родители ее умерли, и она прожила несколько лет при больнице с монахинями. Они обучили ее акушерскому ремеслу.

– Видимо, она хорошо разбирается в людях, раз выбрала Афелуата. Это весьма порядочный молодой человек.

Я покачала головой.

– Афелуат ей и в подметки не годится. Чего-то в нем недостает, сама не пойму, чего именно.

– Сань-мао, нельзя судить о людях по их внешности, – сказал Хосе.

– Дело не во внешности. Я просто чувствую, что она не может быть с ним.

– Но Афелуат из богатой семьи. Его отец владеет на юге тысячами коз и верблюдов…

– Конечно, я не очень хорошо знаю Саиду, но уверена, что ее не прельщает богатство. Думаю, во всей пустыне не найдется подходящего ей человека!

– Разве Хаджиб ее не