Джой и Хэзел выбегают на улицу. Им обеим двенадцать лет, и они уже семь недель учатся в шестом классе. Они считают себя практически взрослыми, но они китаянки и еще совсем не развились физически. Мы направляемся в «Кафе Перл», они идут впереди, держась за руки и таинственно шушукаясь. По пути мы заглядываем в мясную лавку, чтобы купить два фунта свежего чхар сиу — ароматной жареной свинины, секретной составляющей рагу, которое готовит Сэм. Лавка переполнена, и все охвачены страхом. Страх завладел людьми с началом новой войны. Кто-то замкнулся в себе, кто-то погрузился в депрессию. А некоторые, вроде мясника, наливаются злобой.

— Почему они не оставят нас в покое? — восклицает он на сэйяпе, обращаясь ко всем одновременно. — Думаете, это моя вина, что Мао хочет распространить коммунизм? Я к этому отношения не имею!

Никто с ним не спорит, потому что все разделяют его чувства.

— Семь лет! — кричит он, нарубая мясо своим тесаком. — Прошло всего семь лет после отмены закона об ограничении въезда. Теперь правительство ло фань издает новый закон, чтобы при введении чрезвычайного положения схватить всех коммунистов. Всех, кто когда-либо хоть слово сказал против Чан Кайши, подозревают в том, что они коммунисты! — Он потрясает тесаком в нашу сторону. — Даже не надо говорить ничего плохого! Достаточно просто быть китайцем, живущим в этой волчьей стране! Понимаете, что это значит? Нас всех подозревают!

Джой с Хэзел прекратили болтать и глазеют на мясника. Любая мать стремится защитить своего ребенка, но я не могу оградить Джой от всего. Когда мы гуляем, мне не всегда удается отвлечь ее внимание от газетных заголовков, кричащих о нас по-английски и по-китайски. Я могу попросить дядюшек не говорить о войне за воскресным ужином, но новости и слухи проникают повсюду.

Джой еще слишком юна, чтобы понимать, что в связи с нарушением права неприкосновенности личности всех, в том числе и ее родителей, могут арестовать и на неопределенный срок отправить в тюрьму. Мы не знаем, что должно случиться для введения в стране чрезвычайного положения, но мы слишком хорошо помним, как интернировали японцев. Недавно правительство запросило от местных организаций — начиная с Китайской объединенной благотворительной ассоциации и заканчивая Клубом китайской молодежи — списки их членов. Многие наши соседи запаниковали, зная, что их имена будут по крайней мере в одном из сорока списков. Затем мы прочли в китайской газете, что ФБР прослушивает головную контору Китайского прачечного альянса[28]и планирует собрать данные обо всех подписчиках газеты «Чайна дейли ньюс». Я радуюсь, что отец Лу подписан на «Чун Сай Ят По», прогоминьдановскую, прохристианскую и проассимиляционную газету, и лишь изредка покупает «Чайна дейли ньюс».

Не знаю, до чего дойдет мясник в своих тирадах, но мне не хочется, чтобы девочки это слушали. Я собираюсь вывести их, но тут мясник успокаивается и принимает мой заказ. Заворачивая чхар сиу в розовую бумагу, он говорит мне уже более сдержанно:

— В Лос-Анджелесе все еще не так плохо, миссис Лу. Мой кузен в Сан-Франциско покончил собой, чтобы его не арестовали. Он не сделал ничего плохого. Я слышал, что многих посадили в тюрьму и собираются депортировать.

— Все мы слышали подобные истории, но что мы можем поделать? — отвечаю я.

Он протягивает мне свинину:

— Я уже устал бояться. Просто устал. У меня нет сил.

Его голос снова начинает набирать обороты, и я вывожу девочек на улицу. Остаток пути они молчат. Добравшись до «Кафе Перл», мы отправляемся на кухню. Мэй разговаривает по телефону у себя в офисе. Увидев нас, она улыбается и машет. Сэм делает кляр для кисло-сладкой свинины, пользующейся огромной популярностью у наших посетителей. Год назад, после открытия, ему приходилось готовить гораздо больше кляра. Из-за новой войны многие посетители стали сторониться нашего кафе. Некоторые заведения в Чайна-тауне и вовсе закрылись. За пределами Чайна-тауна все так боятся китайцев, живущих в Китае, что многие китайцы, живущие в Америке, были уволены и не могут найти себе новую работу.

Посетителей у нас стало меньше, но дела все же обстоят лучше, чем у многих. Дома мы экономим, стараясь есть больше риса и меньше мяса. К тому же у нас есть Мэй: она продолжает заниматься прокатом костюмов и реквизита, работает агентом и участвует в фильмах и телевизионных программах. В любой момент студии могут начать снимать фильмы об угрозе коммунизма. Как только это случится, Мэй будет очень занята, и ее заработки пойдут в семейный бюджет.

Я протягиваю Сэму чхар сиу и собираю для девочек поднос, сочетающий в себе китайские и американские представления о закуске: арахис, несколько апельсиновых долек, четыре миндальных пирожных и два стакана молока. Девочки складывают свои книги на рабочий стол. Хэзел садится и кладет руки на колени, а Джой включает радио, которое мы держим на кухне, чтобы развлекать персонал.

— Сегодня никакого радио, — протестую я.

— Но, мама…

— Я не хочу спорить. Вам с Хэзел надо делать уроки.

— Но почему?

Потому что я не хочу, чтобы вы слышали дурные вести, хочется мне сказать. Я ненавижу лгать своей дочери, но в течение последних месяцев я придумываю все новые и новые предлоги, чтобы запретить ей слушать радио: у меня мигрень или у ее отца плохое настроение. Я даже прибегала к строгому «потому что я так сказала». Это сработало, но нельзя же говорить так каждый день. Поскольку здесь Хэзел, я выдумываю новую отговорку:

— Что бы сказала мама Хэзел, если бы узнала, что я позволяю вам слушать радио? Мы хотим, чтобы вы хорошо учились. Я не хочу говорить миссис И, что подвела ее.

— Но раньше ты разрешала нам слушать радио!

Я качаю головой, и Джой обращается за поддержкой к отцу:

— Папа?

Сэм даже не поднимает взгляда:

— Слушайся маму.

Джой выключает радио, подходит к столу и плюхается на стул рядом с Хэзел. Я рада, что у меня такая послушная дочь, потому что последние четыре месяца были для нас нелегкими. Я гораздо более современна, чем большинство матерей Чайна-тауна, но Джой этого недостаточно. Я уже рассказала ей, что вскоре ее начнет навещать маленькая красная сестричка, и обо всем, связанном с мальчиками, но так и не смогла рассказать ей о новой войне.

Мэй влетает в кухню, целует Джой, треплет волосы Хэзел, садится за стол напротив них и спрашивает:

— Как поживают мои любимые девочки?

— Все хорошо, тетя Мэй, — хмуро отвечает Джой.

— Звучит не очень-то бодро. Выше нос! Сегодня суббота! Китайская школа позади, и впереди у вас выходные. Какие планы? Может, сходим с вами в кино?

— Мама, можно? — нетерпеливо спрашивает Джой.