Съёмки закончились в конце февраля — начале марта 1971 года, примерно в одно время с выходом на экраны «Крёстного отца». Хал монтировал материал у себя дома на Лорел-Каньон. Дом он арендовал, потому что был вынужден платить такие умопомрачительные алименты, что боялся иметь что-то в собственности. В то время Лорел-Каньон был во власти хиппи. Дешёвые дома были населены пробивавшими себе дорогу художниками, музыкантами и актёрами. Рядом с Эшби, постоянно молотя по клавишам, жила Кэрол Кинг. Неподалёку, через улицу, напротив дома Дона Симпсона и Джерри Брукхаймера, жил Спилберг. Рядом были дома Элиса Купера и Микки Доленца из «Мартышек». Позади жили ребята из группы «Флитвуд Мак». Двухэтажный дом, в котором жил Хал, был построен в традиционном испанском стиле. Комнаты разделяли арочные дверные проёмы, стены были выдержаны в пастельных тонах. Режиссёр жил в большой комнате второго этажа, где стояла кровать, стол для игры в пул и телевизор огромных размеров. Дома Эшби находился редко, словно не хотел обживать это место, как, кстати, и любое другое, отказываясь брать на себя лишние обязательства. При беглом взгляде, статуэтку «Оскара» в доме было не заметить.

Студия довольно высоко оценила «Гарольда и Мод». Разговоров было тоже достаточно, но крайней мере так решили Эшби и Малвехилл, считая себя виновниками ажиотажа. «Мы были уверены, что фильм станет лучшим по итогам года, что мы всех наповал сразим, — вспоминает те дни Малвехилл. — Потому и дали зарок — в дальнейшем самим контролировать все этапы производства». Так режиссёр и продюсер основали кинокомпанию «Дэ-Эф-Эф» (акроним из первых букв английских слов Тупоё-Подлое-Кино).

Очередной брак Эшби рассыпался, как только началось производство картины, и он начал встречаться с жившей в фургоне дублёршей Рут Гордон. В один из передних зубов женщины был вставлен бриллиант. После четырёх разводов Эшби поумнел и не спешил оформлять свои отношения. Ему нравились высокие, худые, атлетически сложенные девушки, напоминавшие мальчишек. По выражению Уэкслера, «связь с Халом у них обычно заканчивалась либо «Мерседесом», либо ничем». Когда девчонка ему надоедала, он утыкался в телевизор и не обращал на неё никакого внимания, а потом предлагал убраться. Как вспоминает Боб Дауни-старший, близкий друг режиссёра, Хал обычно говорил: «Когда одна уходила через дверь, было достаточно открыть окно, чтобы туда влезла другая». Как-то Эшби спросил разрешения пригласить на один из предварительных показов кого-нибудь из своих бывших жён. По замечанию Барта, «в зале оказался целый выводок очень похожих друг на друга высоких блондинок. Создавалось впечатление, что все они были родом из Юты».

Лента вышла на Рождество 1971 года, как раз в то время, когда академики начинали рассматривать кандидатуры на премию «Оскар» будущего года. Как оказалось, «Гарольд и Мод» они не «рассмотрели». Рецензии были разгромные, а в одной из первых, в «Вэрайети», А.Д. Мёрфи назвал фильм странной историей о подозрительном сиротстве. На «Парамаунт» объявили о провале и как воды в рот набрали. Через неделю проката картина сошла, хотя гораздо позже будет признана культовой кинематографической работой. «Народ не удавалось затащить в кинотеатры, — жалуется Малвехилл. — Только от упоминания об отношениях 20-летнего парня и 80-летней женщины у них воротило с души. А если уже посмотревших фильм спрашивали, о чём он, то звучал стандартный ответ — о том, как мальчик спит со своей бабушкой. Мы были убиты. Сценарии и звонки с предложениями, только что лавиной осаждавшие нас, неожиданно прекратились, словно кто-то топором рубанул по телефонному кабелю. Пробуждение оказалось тяжёлым, настоящее похмелье. Для Эшби это стало потрясением и он объявил о прекращении деятельности компании «Де-Эф-Эф».

И тут зазвонил телефон. Оказывается, Эре интересовался, получил ли Эшби сценарий Роберта Тауна «Последний наряд». После возвращения со съёмок фильма «Он сказал, поехали» Таун окунулся в работу над адаптацией романа Дэррила Пониксана. Эре убедил функционеров «Коламбии» поручить это дело именно Тауну, помня о его заслугах консультанта при создании «Бонни и Клайда». Произведение Пониксана представляло собой очередной образчик антиавторитарного романа 60-х годов. Сюжет разворачивается вокруг истории о том, как два моряка «бессрочника», «Задница» Бадаски и «Упрямый осёл» Малхолл, сопровождают третьего моряка, Медоуса, с базы ВМФ в Норфолке, Вирджиния, в тюрьму Портсмута, Нью-Гемпшир. Будущий узник получил 8 лет за попытку стянуть банку с пожертвованиями в пользу больных полиомиелитом. Роман заканчивался типично в духе «шестидесятников» — оскорблённые таким «последним нарядом» оба конвоира сами смываются в самоволку. Таун повернул ход повествования к более пессимистической развязке — моряки выполняют приказ. «Я не хотел, чтобы Бадаски и Малхолл слишком терзались чувством вины за то, что доставили Медоуса в кутузку, — объяснял Таун. — Подразумевалось, что в ВМФ мы все — «бессрочники», просто прячемся за выполнение рутинной работы, будь то резня в Ми Лае[86]или этапирование пацана в тюрьму».

Сценарий изначально писался под Николсона (Бадаски) и Руперта Кросса (Малхолл), талантливого чернокожего актёра, с которым незадолго до этого случайно встретился Таун. Между тем Эре начал поиски режиссёра и отправил материал одновременно Олтмену и Эшби. «Я считал, что для этой картины нужен режиссёр с оригинальным, нетрадиционным взглядом на вещи, что, бесспорно, как раз и было у Хала, — рассказывает Эре. — Ко мне он относился, как к брату по самобытному андеграунду 70-х. Людям со студий он не доверял, считая их слишком надутыми и авторитарными в общении. А вот приди к нему водитель автобуса и скажи, что в голове у него вертится оригинальное решение какой-нибудь сцены, он, не задумываясь, предложил бы: «Изобрази!».

Поначалу Эшби отверг сценарий, промямлив что-то вроде: «Ну да, белый мореман и чёрный неудачник». Но, прочитав его второй раз, режиссёр изменил своё мнение. Однако студии не доверяли Эшби, причём ровно по тем же причинам, по которым он нравился Эрсу. Разобрать, что он говорил, было непросто, к тому же он старался избегать общения с руководством компании. Конечно, в «Коламбии» это не могло не вызывать опасений. Но, как уже стало привычным, бюджет картины был столь мал, что студия согласилась и па Эшби.

Для «Коламбии» этот проект был исключительно смелым предприятием, учитывая поток мата, что рекой лился со страниц сценария, чего, кстати говоря, в романе не было. Студия отказалась ввязываться в предприятие до тех пор, пока Таун не подчистит свои «конюшни». Вспоминает Губер: «За первые 7 минут одно совершенно конкретное ругательство прозвучало с экрана 342 раза. И это на студии, где была запрещена ненормативная лексика, был запрещён секс. Если по сюжету требовалась любовная связь, эпизод снимался с расстояния 300 метров да ещё так, чтобы языка никто не разглядел». А вот рассказ Тауна: «Теперь, когда кино становилось более открытым, появилась возможность, чтобы из уст флотских ребят звучала их повседневная речь. Глава студии пригласил меня к себе, усадил напротив и спросил: