Она явно ждала этого. Девушка улыбнулась.

Брим понял, что протискивается сквозь толпу.

— Лейтенант Брим, — произнесла она, приседая в реверансе, когда он подошел. — Я надеялась, что встречу вас сегодня.

Брим поклонился.

— Весьма польщен, мадам, — ответил он. — Но я, право, не…

— Цинта, — ответила она. — Цинта Онлеон. — У нее были длинные ресницы, маленький носик и безупречные губы. Узкое платье золотого цвета напоминало Бриму огромный, начинающий распускаться бутон. Как и у Марго, ее юбка имела длинный разрез с одной стороны, однако основной акцент делался на бюст — белоснежный бюст, от взгляда на который захватывало дух.

И пока они болтали, чокаясь, Бриму вдруг стало совершенно ясно, что ни ей, ни ему нечего особенно сказать друг другу, только пустые, дежурные фразы. Ну конечно, его не оставляла равнодушной ее красота, а ее (по крайней мере на словах) — его боевой опыт, к тому же она явно не прочь была провести эту ночь с ним.

Но сейчас это его не интересовало. Он почти с благодарностью отнесся к армейскому офицеру (с огромными красными ушами), который с шумом вторгся в их компанию, дав ему возможность ретироваться в другой конец зала.

Так и продолжался этот вечер — Цинту сменила высокая, стройная Марша в облегающем черном кружевном платье, а ее, в свою очередь, — миниатюрная Беатрис в чем-то таком розовом… Каждая была по-своему очаровательна и к тому же вполне доступна для более близкого знакомства. У них был только один недостаток — ни одна из них не была Марго Эффервик. К удивлению своему, он обнаружил, что дружеских взглядов и интереса — на большее раньше он не мог рассчитывать — уже явно не хватало, чтобы удовлетворить того, кем он стал в последнее время. Теперь ему хотелось еще, чтобы разговор был интересным, возможно, профессиональным и даже капельку изысканным. Вот тебе и карескриец!

Время от времени он видел Марго, танцующую с кем-то из чертовски важных (как он понял) гостей — каждый раз с кем-то новым, каждый раз высокого ранга. И все ее партнеры казались совершенно зачарованными ее голосом, смехом и внешностью. Часто он видел ее в кольце восторженных поклонников, смеющейся и пьющей вино с девичьей непосредственностью.

Дважды она возвращалась к нему, и тогда они танцевали — снова ее щека прижималась к его щеке, и он даже не замечал, что танцует. На второй раз ее веки, казалось, отяжелели, щеки порозовели, и она прижималась к нему еще крепче, чем прежде.

— Клянусь бородой Вута, Вилф, — прошептала она ему на ухо, — я никогда еще не пила столько хорошего логийского вина; наверняка дядя Вайрод открыл для нас свои лучшие погреба. — Она мелодично хихикнула и на мгновение после того, как стихла музыка, прижалась к нему еще сильнее — так, что он начал ощущать в своих членах беспокойное волнение.

Наконец, когда миновала, казалось, целая вечность, толпа гостей начала редеть, Марго вернулась к нему и больше не отходила ни на шаг.

— Близится наше с тобой время, Вилф, — прошептала она. — Теперь ты весь мой.

Они вышли в прохладный сад — почти опустевший — и прошли под листвой цветущих пантонов к фонтану, тому самому, на который он смотрел из своего окна. Она сняла с его волос несколько осыпавшихся лепестков и, загадочно улыбаясь, заглянула ему в глаза.

— О час ночной, о миг любви, —

процитировала она шепотом,

— Нарушить наш покой тревогу не зови;

Луна и звезды в небе словно стерегут

Свиданья нашего волненье и уют.

Брим без труда договорил строки романса, сочиненного тысячу лет назад древним композитором со смешной фамилией Джульетта:

Проходят циклы, чтоб не возвратиться,

И счастье наше улетит, как птица.

И только память будет будоражить кровь

Огнем, что в нас с тобой зажгла любовь.

Авалон исчез где-то далеко-далеко, чуть слышный оркестр играл словно на другом конце Галактики, и тихое журчание гравифонтана окутывало их покрывалом уединения. Выглянувшие из-за темной громады Лордглена две луны Авалона — обе сияли полными дисками — залили парк волшебным золотым светом. Они молча постояли еще мгновение, потом он притянул ее к себе; она зажмурилась и охватила руками его шею. И вся Вселенная свелась для него к этим полным, влажным губам.

Брим почувствовал, что весь дрожит от прикосновения ее тела и терпкого, кружащего голову аромата духов. Он открыл глаза. Ее глаза тоже были открыты, и он прочитал в них все, что хотел знать.

— Марго, — прошептал он, не отрывая губ от ее. — Я хочу… — Он сглотнул и тряхнул головой. — Нет, мне просто необходимо заняться с тобой любовью — сейчас же…

Ее глаза продолжали смотреть в его, а тяжелые веки, казалось, сделались еще тяжелее.

— Ну наконец-то, — прошептала она с сонной улыбкой. — А я уже начинала бояться, что мне придется просить тебя об этом. — Потом ее глаза закрылись, и она снова слилась с ним в поцелуе, и они долго-долго не отрывались друг от друга, прежде чем рука об руку вернуться во дворец.

— У меня комната наверху, — предложил Брим в полупустом, наполненном музыкой зале, — мы могли бы уединиться там на несколько циклов.

Она тихо рассмеялась, ведя его между танцующими парами к дверям из слоновой кости.

— Ничто не доставит моему кузену Онраду большего удовольствия, чем созерцание нас с тобой в постели, — сказала она тихо. — И это ему удастся — во всех ракурсах, — если мы доверимся гостеприимству Лордглена. — Она тряхнула золотыми кудрями. — Нет, Вилф, мы проведем это время в другом месте — там, где никто не осмелится нарушить наше блаженство.

Брим приподнял бровь.

— В Эфферианском посольстве, — уверенно сказала Марго. — Я живу сейчас там. И поверь мне, Брим, уединение принцессы Эффервик не нарушается, там ни одной видеокамерой, ни одним микрофоном — тем более в ее спальне.

* * *

В темном салоне длинного посольского лимузина Брим изо всех сил старался соблюсти приличия. Судя по всему, Марго это тоже давалось нелегко, поскольку она тоже то и дело ерзала на сиденье и несколько раз беспокойно сжимала его руку. В конце концов машина плавно притормозила у маленького, слабо освещенного подъезда.

— Служебный вход, Вилф, — объяснила она с улыбкой и покраснела; рослый привратник в зеленой ливрее, деликатно отводя взгляд, отворил им дверцу лимузина. — Надеюсь, ты понимаешь…

Брим тихонько усмехнулся.

— Мне кажется, любой из присутствовавших на балу пошел бы на убийство, только бы оказаться на моем месте у этого служебного входа, — ответил он, целуя ее руку. Он помог ей выбраться из машины и вслед за ней прошел в подъезд, по узкому коридору (тоже явно предназначенному для слуг — уж эту-то сторону жизни империи Брим знал хорошо!) к лифту. Меньше чем через цикл он уже стоял в ее неярко освещенной спальне. Краем глаза он видел, что и здесь царит неописуемая роскошь, однако это не имело ровным счетом никакого значения — ничего, кроме самой Марго, не имело значения. С пульсом, громко стучащим в ушах, он едва услышал, как щелкнула задвижка на двери, и Марго оказалась в его объятиях, и дыхание ее было таким же неровным, как у него. Она дразнила его рот своими губами и языком.