Тем временем после девяти месяцев непрерывных военных действий, во время которых как никогда пострадали долины Чечни, обе стороны были на грани истощения. Шамиль распустил свои мобильные отряды; русские войска отошли на зимние квартиры, и, хотя периодически возникали отдельные столкновения, год завершился довольно спокойно. Но результаты кампании не подлежали обсуждению. В целом Россия добилась успехов непосредственно на полях сражений и тем не менее потеряла завоеванные ранее позиции. В то же время Шамиль, войдя в Чечню год назад лишь с несколькими сторонниками, теперь стоял во главе вооруженного народа, а его власть распространялась на территории от границ Дагестана до Владикавказа.

План кампании 1841 года, разработанный Головиным и одобренный императором, предусматривал строительство крепости на реке Сулак напротив стратегически важного аула Чиркей, жители которого были жестоко «наказаны» за предательство[107].

Необходимо было укрепить защитные сооружения Шуры, выстроить новую крепость в Низовом и перестроить старую крепость в Хунзахе. Все это было необходимо сделать в Дагестане, где предполагалось расквартировать армию численностью 12 000 человек. В Чечне же должна была периодически дислоцироваться несколько меньшая по численности армия, «мечом и огнем зачищая эту землю». После окончательного покорения жителей этого района там должна была быть построена крепость у входа в Аргунскую долину. Войска Северного Кавказа предполагалось усилить 14-й пехотной дивизией, состоявшей из 16 батальонов. Император, чьи опасения по поводу Ахульго оказались небеспочвенными, дал понять, что ожидает, что средства, имеющиеся теперь в распоряжении генерала Головина, «принесут свои плоды». Однако Николаю, чья военная гордость была польщена размахом побед Паскевича в первые годы его правления, все оставшееся время было суждено в основном переживать разочарования. Действительно, был взят аул Чиркей и построена, как и было запланировано, крепость Евгеньевская, а Чечня была разорена. Но когда после восьми месяцев разрушительных боев войска опять отправились на зимние квартиры, положение Шамиля оказалось лучше, чем раньше, а опасность для России усилилась. Это было особенно ясно в случае с Дагестаном, когда стали очевидны все печальные последствия бегства Хаджи-Мурата.

Этот человек, не успев оправиться от ран после своего падения, обосновался в Целмесе, недалеко от Хунзаха. Он был назначен наибом и направил всю свою энергию и влияние на распространение мюридизма среди аварцев.

Уже в январе (1841) после многочисленных попыток вновь сделать Хаджи-Мурата своим союзником Клюгенау решил, что пора принимать против него серьезные меры. Войско, численностью почти 2000 человек, половину из которых составляла местная милиция, вышло из Хунзаха в Целмес под командованием генерала Бакунина, командующего русской гвардейской артиллерией. Он оказался на Кавказе с инспекторской поездкой и, считая, что его опыт может пригодиться экспедиционному корпусу, взял командование на себя. Пассек пошел в атаку на аул 6 февраля, были взяты все башни, кроме одной. Однако последняя держалась стойко, и в ходе последующего боя Бакунин был смертельно ранен. Местная милиция не принимала активного участия в схватке; русские потеряли почти треть своих людей. Когда к неприятелю подошло подкрепление, Пассек, на которого теперь было возложено командование, решил отойти к Хунзаху и блестяще сделал это. Отец и два брата Хаджи-Мурата были убиты, а сам он был ранен.

2 июля 1841 года Головин пришел к выводу, что «мы никогда еще не имели на Кавказе столь жестокого и опасного противника, как Шамиль. Благодаря стечению обстоятельств его власть приобрела религиозно-военный характер, такой же, благодаря которому в момент зарождения ислама Мухаммед потряс три четверти планеты. Шамиль окружил себя слепыми исполнителями своей воли, и неизбежная смерть ждет всех, кто навлечет на себя хоть малейшее подозрение в желании свергнуть его власть. Заложников убивают без всякой жалости, если семьи, из которых их взяли, вдруг изменят делу мюридизма. Правители, которых он поставил во главе общин, – просто-напросто его рабы, слепо преданные ему и наделенные властью казнить и миловать. Подавление этого ужасного деспотизма и должно стать нашей первейшей задачей» (из письма Головина Чернышеву). К концу октября положение дел в Дагестане было таково, что большая часть тех сил, с которыми Граббе должен был нанести решающий удар, была отведена на помощь Клюгенау, а потому запланированная кампания была отложена.

Граф Граббе посетил Петербург в конце 1841 года и сумел убедить императора, у которого был в фаворе, дать в его распоряжение (независимо от Головина) все войско на Северном Кавказе в добавление к тем силам, которые были у него на левом фланге. В результате уже существовавшая напряженность между двумя военачальниками переросла в яростную и долгую ссору. В начале 1842 года генерал Фезе был отправлен Головиным в Дагестан, где он взял важный аул Гергебиль (20 февраля) и вернул России большую часть Аварии и Койзубу. Однако, когда Граббе вернулся, он заменил Фезе Клюгенау, его злейшим врагом, который, по мнению Головина, ничего не мог сделать как надо.

Тем временем 21 марта Шамиль совершил набег на Кази-Кумух и сверг правящую семью вместе с представителем России и его маленькой охраной, состоявшей из казаков. Но в июне он был разбит Аргутинским-Долгоруким. Операция в Чечне была возобновлена 30 мая, когда Граббе вышел из аула Герзель с армией численностью более 10 000 человек и с 24 пушками. Генерал Головин, тогда еще главнокомандующий войсками на Кавказе, рассказывает нам, что случилось дальше:

«Граббе хотел быстро дойти до Дарго, уничтожить этот аул, затем перейти через хребет, отделяющий Чечню от Северного Дагестана, и подчинить Гумбет и Анди. Следует отметить, что он предпринял этот шаг в то время, когда уже знал, что силы Шамиля направлены против Кази-Кумуха, и когда ясно видел, что, оставив Дагестан незащищенным, а маленькую дивизию князя Долгорукова – без помощи, он подверг всю страну большой опасности.

В то же время вся огромная армия, которую он собрал, была неэффективной. С ним было много повозок и 3000 лошадей, которые должны были везти провиант и снаряды. На марше его поезд из-за трудного рельефа местности преодолел всего несколько верст, а чтобы защитить его даже неплотным кордоном солдат, понадобилось чуть ли не полколонны. С двумя батальонами, выдвинутыми в авангард, и столькими же – в арьергард, а остальными батальонами – разбитыми для образования защитных линий поезда, отряд стал чрезвычайно слабым и неэффективным. Помимо этого, колонна должна была преодолевать трудности, создаваемые не только природой, но и действиями горцев, которые быстро поняли, что у них есть хорошие шансы на успех. Ведь сейчас войско шло по густым лесам Ичкерии, а когда оно появится на открытом пространстве, они уже не смогут причинить ему вреда.

30 мая колонна прошла только 7 верст, хотя и не встретила ни одного врага. Всю эту ночь шел сильный дождь, делая дороги еще хуже и настолько задерживая движение колонны, что к вечеру 31-го, после пятнадцатичасового марша и постоянных стычек с врагом, колонна прошла только 13 верст и была вынуждена расположиться на ночь на безводной равнине.