Колесо ждало Васю с нетерпением.

«Наконец-то! Прочему так долго не шел?»

«У нас экскурсия была.»

«А потом, небось, еще с этой самой… Микой гулял», — проницательно заметило Колесо.

«Совсем немножко. Только проводил до дома… Ну, идем на улицу?»

В этот момент появились родители.

— Мама, папа! Смотрите, как я умею! — Вася выписал на полу два круга и восьмерку. Родители вжались в угол.

Мама сказала, конечно, что Вася непременно свихнет шею. Папа посмотрел на положение дел более деловито:

— Тебе нужны кожаные наколенники, как у тех мальчиков, что катаются на досках с роликами. А то вон уже какая плямба на ноге.

— Это еще раньше, вчерашняя плямба! А с Колеса я уже не падаю!.. Мы пошли гулять, ладно? — И Вася с Колесом выскочил из комнаты, слыша спиной мамины «только осторожно!», «только не далеко!», «только не долго!».

…Последняя школьная неделя пролетела будто уже не школьная. Потому что главными в ней были не уроки, а лихие поездки на Колесе по окрестным улицам и асфальтовым садовым дорожкам. А еще — встречи с Микой…

Ложась спать, Вася пристраивал Колесо рядом. Теперь, снабженное педалями, оно не влезало под подушку. Вася укутывал Колесо тети-Томиной наволочкой и укладывал между подушкой и стенкой. Мама каждый раз возмущалась:

— Неужели нельзя держать это в кладовке или хотя бы под кроватью?

— Оно не это, а мой друг! — защищал Колесо Вася. Мама сжимала губы и поднимала глаза к потолку. А однажды со сдержанной горечью сказала папе:

— Боюсь, что нашего ребенка придется показать врачу.

— Ну что ты выдумываешь, Яночка! Мальчик просто играет.

— Это для тебя все просто! А у Василия, возможно, зачатки психического отклонения…

— О-о-о! Если и есть отклонение, то не у него!

— Что-о?!

— Оно скоро заведется во мне. От таких разговоров.

— А мне показалось, что ты имел в виду меня!

— Упаси Господь!

— Нет, если тебе кажется, что у меня признаки шизофрении, ты так и скажи!

— Ну, хватит вам! — взвыл за ширмой Вася. — Если не перестанете, я заболею ангиной! Или аппендицитом!

Мама и папа разом примолкли. Если Вася заболевал, они делались тихими, заботливыми и забывали про ссоры. Но ведь каждую неделю болеть не будешь, так никакого здоровья не хватит…

Однажды после очередного спора с Васей, мама горько поджала губы.

— Ты в последнее время совершенно перестал меня слушать. Это все из-за твоего колеса. Видимо, его ты любишь больше, чем маму.

Вася только вздохнул. Ну что она такое говорит! Маму (да и папу тоже) он любил больше всех на свете. Несмотря ни на что! Но ведь к маме не приделаешь педали и не будешь лихо носиться на ней по тротуаром и аллеям! И — это главное — не засунешь ее на ночь между стеной и подушкой и не станешь до полуночного часа шептаться и делиться тайнами. Тем более, что есть и такие тайны, которые ни одному человеку, даже маме, не расскажешь.

Например, как он подобрался недавно к часовне Святой Екатерины, что в конце Рябинового бульвара, посидел у ее задней стены в лопухах, огляделся, поставил на кирпичный выступ свечной огарок и, ломая от волнения спички, зажег фитилек. Войти в часовню один, без взрослых, Вася не смел, а здесь он был незаметен. Встал коленями в траву, тронул лбом прохладные кирпичи и прошептал: «Господи, пусть они перестанут ссориться. Или пусть не так часто. Ладно? Я очень прошу…» В это миг за спиной появилась какая-то бабка: «Ах ты террорист! Поджигатель!..» Вася опомнился только через пять кварталов от часовни и потом до вечера не выходил из дома.

«Колесо, ты как думаешь, считается моя молитва или нет, если меня прогнали?»

«Конечно, считается! Ты ведь успел ее сказать…»

Или еще тайна, совсем свежая. Вчера вечером, у подъезда, Мика тихо и строго сказала:

«Мы ведь завтра надолго разъедемся. Закрой глаза.»

Вася забоялся, но послушно закрыл. И Мика чмокнула его в щеку сухими губами. Васю словно обмахнуло горячим ветром. Он стыдливо и радостно засопел. И Мика тоже. Потом она быстро сказала: «Пока…» и убежала за дверь.

Эту тайну Колесо почему-то выслушало вежливо, но без должного сочувствия, только спросило:

«Она правда завтра уезжает?»

«Да», — вздохнул Вася.

Вечером тридцать первого мая Вася проводил Вику (а также ее маму и кошку Василису) на электричку, вскочил на педали и покатил домой. На этот раз Колесо мчалось особенно резво. И началось лето.

Первые дни каникул проскочили кувырками. Один день — один кувырок. Так чудилось Васе. С утра до вечера носился он на Колесе, а вечером падал в постель и укладывал Колесо рядом. За день сильно уставали ноги. Колесо — это ведь не велосипед с седлом. Попробуйте-ка с утра до вечера балансировать на шатких педалях! Вася, лежа на спине и постанывая, сгибал то одну, то другую ногу, растирал исцарапанные, успевшие загореть икры, мял пальцами колени, постукивал о кровать пятками. Надо сказать, что усталость не была мучительной, в ней даже пряталось некоторое удовольствие. Это ведь приятно, когда тяжкое утомление тает и вытекает из мышц, оставляя лишь сладковатую вялость…

После такого массажа Вася зарывался щекой в подушку, и начинались их с Колесом разговоры. Иногда просто так, о всяких пустяках. А бывало, что Вася пересказывал Колесу любимые книжки и фильмы. А Колесо в ответ — то, что слышало от репродуктора: всякие передачи, старинные радиопостановки и рассказы о школьниках давних времен. Потом Вася незаметно засыпал и ему казалось, что он опять мчится на Колесе, помахивая руками — среди цветущих заморских деревьев, причудливых скал, пухлых желтых облаков и сверкающих, как хрустальные кубики звезд.

Звезды звенели:

Но Вася не боялся, что дом остался за звездами и облаками. Он знал, что доброе надежное Колесо к утру обязательно вернет его домой.

А утром снова:

— Мама, папа, я пошел гулять!

Мама была в «в полном трансе». Потому что летние планы «летели в тартарары». Не было денег, чтобы всей семьей поехать «куда-нибудь, как нормальные люди». То есть можно было «наскрести по сусекам», но тогда «мы еще полвека будем обитать в этой однокомнатной конуре без телефона».

— Самое ужасное, что даже ребенок вынужден все лето дышать городской пылью!

Папа не мог допустить такого ужаса. В институтском профсоюзе он «выбил для ребенка» льготную путевку в летний лагерь. Но «ребенок» встал на дыбы: