– Чего ты хочешь? Что тебе здесь нужно?

– Мне нужно написать письмо дочери. Не электронное, настоящее. Оно должно прийти в Сиэтл до семнадцатого числа.

Би, ты обязательно должна прочесть это письмо до того, как «Аллегра» вернется в Ушуаю, чтобы никто не волновался.

– Почта уходит завтра, – сказал Эллен. – Письмо успеет дойти.

– Еще я хочу попробовать спроектировать станцию на Южном полюсе. Но сначала мне надо там самой побывать, чтобы почувствовать атмосферу.

– Ах, вот оно что, – сказала Эллен.

Она принялась подробно объяснять, что это абсолютно невозможно: самолеты на полюс летают только со станции Мак-Мёрдо, находящейся в 2100 морских милях от Палмера. На Мак-Мёрдо попасть сравнительно легко. На полярный рейс – совсем наоборот. Места в самолетах предназначены исключительно для НП – необходимого персонала, а я – ярчайший образец обходимого персонала.

На середине этой речи до меня дошло, что Эллен Айдельсон – подрядчик. Она разыгрывала типичный для подрядчика спектакль. Это ритуал, во время которого: а) подрядчик в мельчайших подробностях объясняет вам, что сделать то, о чем вы его просите, невозможно; б) вы глубоко раскаиваетесь в том, что вообще заикнулись об этом, и берете свою просьбу назад; в) он говорит, что что-нибудь придумает; г) почему-то выходит так, что он делает вам одолжение, выполнив то, для чего его наняли.

Мы блистательно сыграли свои партии: Эллен изобретала все новые трудности, а я униженно извинялась за столь нелепые и необдуманные просьбы. Наконец я смиренно кивнула и вернулась к своим наждачным работам. Пять часов спустя Эллен позвала меня к себе в кабинет.

– Тебе повезло. Я неравнодушна к фрикам, загадочным личностям и гениям. Я выбила тебе место на «Геркулесе» с Мак-Мёрдо на Девяностую параллель. Самолет вылетает через шесть недель. Палмер ты должна покинуть через пять. Весь трехчасовой полет придется стоять. Я под завязку забила самолет метеозондами, сухим молоком и топливом.

– Я постою, – сказала я.

– Это ты сейчас так говоришь. Еще один вопрос. Сколько у тебя зубов мудрости?

– Все… а почему вы спрашиваете?

– На Южный полюс с ними не пускают. Пару лет назад нам пришлось вывозить оттуда трех человек с воспалившимися зубами мудрости. Не спрашивай, сколько это стоило. Мы ввели правило: никаких зубов мудрости.

– Черт!!! – Я подскочила, как Неуправляемый Сэм, вне себя от мысли, что Южный полюс ускользнет у меня из-под носа по той идиотской причине, что я не пошла на треклятый прием к стоматологу!

– Тише, – сказала Эллен. – Мы можем их удалить. Но это надо сделать сегодня.

Меня аж подбросило. Эта женщина довела принцип «сказано – сделано» до головокружительного совершенства!

– Но, – продолжила она, – ты должна знать, во что ввязываешься. Считается, что Южный полюс – самая стрессогенная среда на земле. Ты заперт в тесном помещении вместе с двадцатью другими людьми, которые тебе, может, еще и не понравятся. На мой взгляд, они все противные, а изоляция все усугубляет. – Она протянула мне папку. – Это психологический скрининг для зимовщиков. Тут семьсот вопросов, в основном бред собачий. Хотя бы прочитай.

Я села и открыла наугад. «Ответьте „да“ или „нет“: Я расставляю всю свою обувь по цветам. Если кто-то нарушает этот порядок, я могу выйти из себя». Она права, бред собачий.

Первая страница была более дельной. Там приводился психологический профиль наиболее подходящих кандидатов для экстремальных условий Южного полюса. Это «пресыщенные жизнью личности с антисоциальными наклонностями», которые «не испытывают дискомфорта, проводя много времени в одиночестве в маленьком помещении», «не чувствуют потребности выходить из дома и совершать физические упражнения» и главный прикол – «могут подолгу не мыться».

Последние двадцать лет я готовилась к зимовке на Южном полюсе! Я чувствовала, что все не просто так.

– Это я смогу, – сказала я Эллен. – Если только дочь даст мне «добро». Мне обязательно нужно с ней связаться.

– Это как раз легко, – ответила она и наконец-то мне улыбнулась.

Тут есть парень, который изучает морских котиков. Кроме того, он ветеринар, специалист по конской стоматологии. Ему доводилось чистить зубы самой Зиньятте[29]. Говорю тебе, тут кого только нет. Сегодня за обедом нобелевский лауреат по физике рассказывал о «стеганой вселенной». Это я не про родителей «Галер-стрит», которые ждут детей после уроков в своих пуховиках. Это концепция в квантовой физике, согласно которой все, что может произойти, происходит – в бесконечном числе параллельных вселенных. Черт, сейчас я не могу это объяснить. Но клянусь тебе, за обедом я на какой-то краткий миг все поняла. Как всегда – я теряю все, чем владею!

Итак. Ветеринар удалит мне зубы мудрости. Даг, станционный врач, будет ему ассистировать. Даг – хирург из Аспена, он приехал сюда, потому что дал зарок покататься на лыжах на всех семи континентах. Оба они уверены, что удаление будет плевым делом, потому что мои зубы мудрости полностью прорезались и торчат ровно, а не под причудливыми углами. Кэл, добродушный специалист по нейтрино, зачем-то тоже хочет присутствовать. Я тут, кажется, всем нравлюсь. Видимо, из-за того, что привезла свежие продукты, а также из-за нехватки женщин на станции. В Антарктиде я тяну на десять баллов, а на том берегу пролива – максимум на пять.

Би, у меня единственный шанс попасть на Южный полюс. Через пять недель «Лоуренс М. Гулд» отправляется к станции Мак-Мёрдо. Если мне продолжит везти, то оттуда я смогу добраться до Девяностой. Но я поеду только в том случае, если ты мне ответишь. Пошли ответ Эллен Айдельсон на указанный внизу е-мейл. Если я не получу ответа, то поплыву на Мак-Мёрдо и оттуда улечу домой.

* * *

Хирург Даг вколол мне новокаин и викодин. Оказалось, что этот Кэл Нейтрино отирался тут только потому, что прослышал о ящике с лекарствами. Он уже ушел. У меня совсем немного времени, скоро обезболивающее подействует. Так что ближе к делу.

Би, не надо ненавидеть папу. Я его ненавижу за двоих. И, сказав это, я могу его простить. Потому что не знаю, как мы с папой будем друг без друга. Ну хорошо, папа-то будет – будет чуваком, живущим со своей админшей. Но что станет со мной – я представить не могу.

Помнишь, что тебя во мне бесило, когда ты была маленькая? Ты терпеть не могла, когда я пела. И когда я танцевала. Ты не выносила, когда я говорила, что тот бездомный парень в дредах, шатающийся по улицам с одеялом под мышкой, – «брат мой». И ненавидела, когда я говорила, что я твой лучший друг.

Теперь я согласна с тобой по поводу последнего. Я не твой лучший друг. Я твоя мать. И как мать, я должна сообщить тебе две вещи.

Во-первых, мы переезжаем из «Стрейт-гейт». Этот дом стал кошмарным сном длиной в двадцать лет, и когда я щелкну пальцами, мы все втроем от него очнемся.