— Мое предположение абсолютно верное, — догадалась я, — ведь вы не из тех, кто готов годами жалеть себя.

— Именно, догадливая моя.

Откровенно говоря, с этого момента меня заинтересовала его история. А потому мило интересуюсь:

— А дальше?

Кивнув, кесарь продолжил свой рассказ:

— Некоторое время ушло на изучение языка, традиций, обычаев. Мейлина и Дарика были моими проводниками в Рассветном мире. Если Мейлина оказалась лишь… ведьмой, то Дарика стала для меня второй матерью.

Честно говоря, историю кесаря я выслушивала со скептической усмешкой, но после этих слов… Я вдруг вспомнила, как встретила шенге и кем он стал для меня. Вторым отцом, а если откровенно, то и первым. Мой любимый папочка дал шанс взглянуть на мир другими глазами… И если Дарика была для кесаря тем же, кем стал для меня шенге, тогда я даже не могу представить ту боль, что пришлось испытать императору, когда толпа растерзала несчастную женщину.

— Ты понимаешь меня, нежная моя, — едва слышно отозвался Араэден. — Я не желал власти, я не интересовался политическим устройством тех пяти десятков государств, что непрерывно воевали между собой, но, увидев ее истерзанный труп… — Он замер, прекратив полировать камень, и лишь спустя несколько мгновений продолжил: — К утру…

— Вы начали убивать. Вас захватили в плен. Заточили в темницу и посадили на цепь, — решила я сократить время исповеди. — Знаю, но вот чего я не могу понять — насколько туп должен быть ТаЭрхадан, чтобы поручить вам столь значимую должность?

Араэден ответил не сразу. Обернулся, на губах его играла загадочная улыбка, многозначительная и самодовольная. Хотя не спорю, ему есть чем гордиться. Неторопливо подойдя, он подал Лоре руку, помог подняться, затем надел животворящий камень на ее шею. Оказывается, кесарь его не только отполировал, но и цепочку к монолитному камню приладил.

— Цепочка находилась в кристалле, — пояснил император. — Тут достаточно простой механизм извлечения. Удивительное творение моей второй матери. Его главный принцип действия — сохранение жизни.

— То есть Дарика создала его для вас? Как дополнительную страховку на случай, если попытаются убить? — предположила я.

— Да.

Лора свободно вздохнула, только сейчас осознав, что теперь-то она действительно выживет.

— А назвали животворящим, — молчание сегодня явно не числилось среди моих достоинств.

Кесарь чуть склонился ко мне и проникновенным тоном вопросил:

— Поведай, нежная моя, что отличает большинство плохих правителей?

Ответ я знала превосходно:

— Тщеславие, нежелание принимать ответственность на себя и как следствие — неуверенность в собственных решениях.

— Именно, — кесарь как-то очень уж нежно сейчас улыбался. — Так нужна ли магия тому, кто умеет играть на чужих слабостях и опасениях?

Намек императора я поняла мгновенно. Слабые ищут оправдания, ищут поддержку, ищут тех, кто сумел бы принять решение за них. Вероятно, ТаЭрхадан пришел потешить тщеславие. Кесарь подыграл ему, и для архимага пленный стал своеобразным источником повышения самоуверенности. А дальше все предсказуемо — двое умных людей всегда найдут, о чем поговорить… вот только кесарь оказался умнее.

— Твоя сообразительность радует меня, — подтвердил кесарь.

— А после вы нашли способ обрести магию, — произнесла я, подталкивая императора к тому, что сейчас было мне наиболее интересно.

— Не совсем, — кесарь вернулся к алтарю и занялся кубком силы. — Магия светлых отлична от магии Рассветного мира.

Да неужели?!

— Именно, недоверчивая моя. Сравни твою привычную пищу и дерево и ответь, сумела бы ты утолить голод, если бы лишь деревья, величественные, не приносящие плодов, окружали тебя?

Представила себе лес — имелась возможность погрызть кору и пожевать листья.

— Ты понимаешь, — кесарь одарил еще одним задумчивым взглядом.

Нет, как раз теперь я не понимаю ничего.

— У меня были годы, долгие годы, чтобы перевести магию, столь же привычную, как дыхание, в схемы и формулы. Смотри, нежная моя, — Араэден поднял руку. — Видишь? Движение, столь простое и естественное, и мы совершаем его не задумываясь… Но то, что кажется простым, на деле сложнейший механизм.

Все еще не понимаю, но уже начинаю догадываться:

— Это как учиться ходить заново? — спросила я.

— Да, нежная моя. Ходить, говорить, дышать, спать, есть. Осознавать, что эта чуждая телу магия ломает изнутри, но при этом отчетливо понимать — другого пути нет.

И я поняла — боль! Больно! Ему больно каждый раз, когда он использует магию! Это осознание совершенно ошеломило меня! Подобного я не могла даже представить! Триста лет сплошной, непрерывной боли…

Грустная улыбка скользнула по тонким губам пресветлого императора. И мне даже было бы его жаль, если бы не одно «но»:

— Это не оправдывает вашу нечеловеческую жестокость!

— Оправдания ищут слабые, — кесарь стремительно поднял голову и, глядя в мои глаза, угрожающе-спокойно добавил: — Я в оправданиях не нуждаюсь.

Араэден вновь вернулся к своим странным манипуляциям с артефактами. Я сидела, угрюмо насупившись, и в очередной раз осознавала, что мне нечего, абсолютно нечего ему противопоставить. Самые крепкие клинки выковываются дольше обычных. Их закаляют, подвергая то жару, то холоду до тех пор, пока сталь не уподобится по крепости алмазам. Кесарь стал крепчайшей сталью в сравнении с обычным железом, что добывалось на рудниках в Праере. Он победитель — в любой ситуации, в любых условиях, при любых обстоятельствах. Победитель всегда и во всем, так как не признавал себя побежденным и ради цели был готов идти до конца, не отступая, не сворачивая, не сдаваясь, не допуская даже мысли о возможности поражения. Истинный победитель… Это была именно та черта, что восхищала меня в Динаре и нравилась в Аршхане, но кесарь… Кесарь откровенно пугал своим умением уничтожать все на пути к цели. Это как сравнить костер и ревущий лесной пожар — Араэден Элларас Ашеро был пожаром. Обозленным, безжалостным, неудержимым. От таких бежать нужно сломя голову!

Лора прикоснулась к моей щеке, и едва я посмотрела на нее, возмущенно прошептала:

— Ты совершенно не умеешь разговаривать с мужчинами. И ты нашего пресветлого императора кажется… обидела.

Ее упрек взбесил меня, и раздражение хлынуло через край:

— Лориана, он даже не мужик! — заорала я. Сестра испуганно вздрогнула, а меня понесло: — Он эллар, Лора, а не человек! И как, по-твоему, я должна относиться к тому, кто убил нашего с тобой дедушку, способствовал тому, что мама едва не умерла, рожая тебя, и стал причиной той гадости, что ты хранила в собственной спальне за маленькой серебряной дверью?! Как, Лора?

Младшая принцесса Оитлона переводила испуганный взгляд с меня на кесаря и обратно, но мне уже было совершенно плевать на его реакцию. Я самым безобразным образом продолжала давать волю эмоциям: