– Как тебе Варя, мам? – Я пристально посмотрел в глаза матери, и она не отвела взгляда.

– Варя? Ну что сказать… девка шустрая, и работы не боится, и красавица. Тебя любит – аж трясется. Я чувствую это, меня не обманешь. И ко мне относится очень хорошо – не потому, что сразу полюбила, а потому, что я… это ты. Раз ты меня любишь, значит, и она должна любить. Это правильно. Так должно быть. Нет, не любовь к матери своего мужчины должна быть, а жить должна интересами своего мужчины. Ну что еще… неглупа, можно сказать – умна. Юмор понимает, веселая, довольно легкая. Да, виды видала – и это тоже. Девка – жох! Уж не знаю, как она за ум взялась и кто ее к тому надоумил… может, любовь так меняет? Только чувствую, что оторва была – ай-яй! Она мне рассказала про свою жизнь, про мать… И про отца. Говорит, вы с ним поругались. А еще – что он переживает ваш разрыв. (Я насторожился – опять мысли: «Засланный казачок?!»)

Помолчала, взяла кухонное полотенце, начала протирать стол – абсолютно автоматически.

– Ну что еще тебе сказать? Красавица, каких мало. Мужики небось шеи сворачивают, глядя ей вслед. Дураком надо быть, чтобы упустить такую девицу. А что дальше будет – да кто знает? Сложится у вас что-то или нет… ты ведь у меня как в железном скафандре. Холодный, как статуя Командора. Сможет она возле тебя согреться или нет – время покажет.

Меня почему-то неприятно удивило мамино заявление о том, что я холодный, как статуя. Сам не знаю – почему удивило. Ведь на самом деле, как и практически всегда, она была права. Я не позволял себе того, что могут себе позволить большинство моих сверстников. Я не бился в истерике, требуя игрушку, не рыдал от обиды, когда мне не позволяли делать то, что хотел. Всю жизнь был логичен, спокоен и целеустремлен… как ракета, которая летит к цели.

И сейчас мне стало грустно. Что я, не человек? Не умею любить? Маму-то ведь люблю! А почему у меня с девушками как-то не очень? Дальше «дружеского секса» дело не идет? Ни страсти, ни любви… Даже с Варей. Увы. Просто судьба такая.

* * *

Ночь прошла спокойно… во всех отношениях. Ну да, не без того – разок, само собой. Спокойно, «по-семейному», без бешеной скачки. Отоспаться-то перед тяжелым днем – нужно?

С собой пирогов, термос с чаем – так, на всякий случай. Насмотрелись киношек, где героев опаивают всякой дрянью, подсыпают в еду и все такое прочее, вот и набрали целую сумку, которую сейчас тащила Варя, пыхтя и бормоча под нос что-то непонятное. Я категорически отказался брать еду – из принципа.

Некоторые ругательства я знал, о значении остальных слов – догадывался. Кстати, надо мне языки выучить. При моей памяти – плевое дело. Нет, так-то английский я знаю, но неплохо было бы еще немецкий, французский, испанский, португальский и итальянский. Зачем? Да просто так! Чтобы было! А еще – японский и китайский. Чтобы общаться на родном языке с сенсеями, если когда-нибудь попаду в те края.

Не хотел брать с собой Варю. Совсем не хотел. Но она вцепилась, как клещ, поеду, и все тут! И мама ее поддержала. Почему поддержала? Ясно как божий день – при Варе я сто раз подумаю, прежде чем рискнуть. Не подставлю ее под удар. Знает, мамуля, что делает… интриганка! Не хуже Белокопытова интриганка!

Знала бы ты, кто я такой на самом деле… Нет, лучше пусть не знает.

Темно, холодно. Пронизывающий морозный ветер, минус двадцать три градуса. Снег визжит под ногами, фонари над стоянкой отбрасывают желтый свет на ряды запорошенных снегом машин.

Моя вишневая красавица завелась сразу, будто и не было никакого мороза. Новенькая! Чего бы ей не заводиться? Стекла тут же обмерзли – мы разгоряченные, влажные, из душа. Да и прошлись быстрым шагом, разогрелись – особенно Варя, раскрасневшаяся, как после парной. Девушкам идет мороз, он как хорошая косметика делает их лица розовыми и прекрасными.

Когда я сообщил ей об этом обстоятельстве, дожидаясь, когда прогреется двигатель, Варя что-то пискнула в ответ и показала мне кулак. Что это означало, я так до конца и не понял. Кто заставлял брать тяжеленную сумку? Я четко сказал – не возьму! На меня не рассчитывай! Тащи сама, раз не слушаешься! И чего теперь пыхтеть?

Включил магнитолу. По радио ничего хорошего не передавали, и тогда воткнул кассету со старыми записями еще семидесятых годов. Все вперемешку – и Тухманов, и «Битлз» – солянка соляночная. Сам составил, от нечего делать. Отдых для мозга.

Наконец стекла оттаяли, и я тихо двинул машину на выезд. До места ехать часа два, потому вышли из дома заранее, в половине седьмого.

Варя всю дорогу молчала, дремала, откинув голову. Великолепные нервы. Меня же слегка колбасило, как всегда перед боем. Это потом я стану спокойным, как статуя Командора, но пока сердце стучит, мозг рисует картинки – Арена, сотканная из стальной сетки, трибуны, на которых беснуются орущие, свистящие зрители. Свет прожекторов – слепящий, яркий, от которого можно спастись только одним путем – уложить соперника и уйти.

Я не боялся. Опасался, да, но не боялся. Что такое страх? Это состояние, когда мозг теряется в выборе рациональных действий, когда в зависимости от организма человека он или подстегивается дополнительной порцией адреналина, или впадает в ступор – удобная мишень для противника. Я – другой. Нет, не потому, что во мне сидят Бесы. Другой потому, что с детства привык выходить на арену, пусть даже она тогда называлась просто «ринг». Опыт. Мне все знакомо, все известно. Страха нет. Есть чувство опасности, и, как всегда в таких случаях, мой мозг начинает работать с большой интенсивностью, просчитывая варианты развития ситуации, а мышцы, мои сильные, упругие, тренированные мышцы – выдают все, на что они способны. А способен я на многое. Никто здесь не может со мной сравниться. В честном бою. Уверен.

Меня пропустили на территорию базы без вопросов, открылся шлагбаум, и, петляя по расчищенным от снега дорожкам базы, я добрался до площадки, на которой уже стояло штук тридцать автомобилей. Было уже светло, из-за заснеженного леса вставало красное, будто кровавое солнце, и мне подумалось, что день сегодня будет ветреным – по всем народным приметам. Хорошая погодка. Настоящая новогодняя, не то что в Питере!

– Приехали? – Варя потянулась, похлопала ресницами, едва не поднимая ими ветер (Надо же было уродиться с такими длинными?!), улыбнулась: – Знаешь, а прикольно, когда у тебя есть мужчина, который за тебя все решает! Нет, правда – думать не надо, голова не болит! Главное – чтобы тебе было хорошо! Люблю тебя!

Я вдруг на секунду замер, опять подумав – не внедрил ли я в голову своей подруги кое-что побочное, не то, что хотел? Например – случайно внушил, что она меня обожает и жить без меня не может. Сознательно я этого сделать не мог, не было такой цели, но вдруг вышло так, как… вышло?!

Плохо. Очень плохо! Нет, не то плохо, что она любит меня. Плохо то, что теперь я никогда не буду уверен, что Варя любит меня на самом деле, а не подчиняется моему посылу, моему внушению. Может, надо было все-таки ее прогнать? Когда она пришла в мой дом? М-да… настроение тут же испортилось.