Она медленно втягивает воздух через ноздри, а затем вскидывает подбородок.

– Тирус дал мне еще один знак. Он избрал тебя моей наследницей.

Я недоверчиво смотрю на нее.

– Что? – Отдернув руку, я отстраняюсь назад. – Нет. Аилесса ваша наследница. Она жива, matrone. И пусть вы в это не верите…

– Хватит жить в отрицании. Пора принять свою судьбу.

– Мою судьбу? – У меня вырывается невеселый смех. – Я никогда не хотела становиться Перевозчицей. Да я даже этого не хотела. – Я указываю на свои кости благодати.

– Ты слишком скромна, Сабина. Я вижу, кем ты можешь стать. – Ее голос звенит от настойчивых ноток. – Тебе просто нужно это увидеть. И после того, как ты пройдешь обряд посвящения…

– Нет.

Я вскакиваю на ноги и затыкаю уши. Она не может говорить мне такие вещи. Это не просто предательство по отношению к Аилессе, а полный абсурд.

– Наследницами всегда становились дочери.

– Если они были. – Она быстро поднимается на ноги.

А я отступаю от нее на шаг.

– Никто в нашей famille меня не примет.

– Я скажу всем то, что сказала тебе. Тирус дал мне знак.

– Значит, он ошибся! – Я с трудом проталкиваю воздух в легкие. – У меня нет необходимых умений. Да любая из Леурресс талантливей меня. И подходит для этой роли намного больше.

Я оказалась права – Одива и правда хотела, чтобы Аилесса провалила свой обряд посвящения. Она знала, что ее дочь поступит опрометчиво, и понадеялась, что та умрет и ей не придется прилагать к этому руку. Но мне все еще непонятно почему. Почему она выбрала меня вместо нее?

– Ты заполучила кость черного волка, Сабина. И в этом нет ничего постыдного. Когда ты станешь matrone, то сможешь заработать еще две кости благодати.

Мое сердце выпрыгивает из груди. Я больше не собираюсь это слушать. Нужно убраться от нее подальше. Но Одива загораживает выход из оврага. Я разворачиваюсь и устремляюсь к другой тропинке. Ноги погружаются в бурлящую воду ручья. Но Одива хватает меня за руку, останавливая на его середине.

– Отпустите меня! – вскрикиваю я, пытаясь вырвать свою руку.

– Не веди себя так безрассудно. – Она возвышается надо мной, излучая небывалую уверенность и спокойствие. – Это большая честь для меня, так почему ты сопротивляешься?

– Потому что не могу стать Аилессой! – кричу я, не обращая внимания на слезы, вызванные злостью, которые обжигают лицо. – Потому что у вас уже есть дочь, которую вы не любите!

– Ты ошибаешься. – Ее голос становится громче, и в нем появляются такие же яростные и неистовые нотки, как и у меня. – Я и правда люблю Аилессу.

– Тогда зачем вы это делаете?

– Я уже говорила тебе, – ее голос срывается. – Тирус дал мне знак.

– Да пусть он сгниет в самой темной яме своего Подземного мира.

– Сабина. – Одива тянет меня за собой, но я упираюсь. – Посмотри на меня.

Она хватает меня за подбородок, но я зажмуриваю глаза, как упрямый ребенок.

– Неужели ты не веришь, что я люблю и тебя тоже?

– Вы не должны. Вам следовало бы больше любить Аилессу.

– Сабина… – Яростные нотки исчезают из ее голоса. – Ты тоже моя дочь.

Шок, охвативший меня, настолько силен, что даже не получается вздохнуть. Я распахиваю глаза и смотрю в глаза Одиве, которые сейчас блестят от слез.

– Ты моя дочь, – снова говорит она, на этот раз с благоговейным шепотом. А затем поднимает руку и прижимает к моей щеке. – Я так давно хотела тебе сказать об этом. – Ее брови хмурятся. – Но дала себе обещание, что никогда этого не сделаю.

Вода бежит по моим ногам, плескаясь у лодыжек. Но я не чувствую холода.

– О чем… О чем вы говорите? – с трудом выдавливаю я слова.

– Твой отец… он не был моим amouré. И отцом Аилессы тоже.

Каждое ее слово обрушивается на меня с силой молота.

– Но… – Я качаю головой. – У нас с Аилессой слишком маленькая разница в возрасте. – Мне следует сосредоточиться на фактах и логике. Они докажут, что Одива врет. – Как вы можете быть матерью нам обоим?

– Тебе едва исполнилось шестнадцать, а Аилессе почти восемнадцать. Это вполне достаточная разница.

От услышанного кружится голова. То, что она только что сказала, – это позор. Святотатство. И я не хочу быть частью этого.

– Вы предали своего amouré! – восклицаю я. Боги подобрали ей идеальную пару, чтобы провести с ним вечность, но Одива наплевала на это. – Неужели вы никогда его не любили?

– Я любила твоего отца, Сабина.

Выражение лица Одивы меняется, и она становится моложе, превращаясь из главы нашей famille в девушку, окрыляемую надеждами.

И от этого вида мои колени едва не подкашиваются. Я вырываю руку из ее хватки и опускаюсь на край ручья.

Она подходит ближе и опускается передо мной на колени. Подол ее платья расплывается в воде темным облаком.

– Ты так на него похожа. Тот же оливковый цвет лица. Те же прекрасные глаза с золотистым кольцом радужки. – Она вновь тянется к моему лицу, но я отстраняюсь.

– У меня есть мать, – отрезаю я. – Моя мать.

Слова Одивы до сих пор не укладываются в голове.

Она тяжело вздыхает.

– Сиана не твоя настоящая мать, но она была очень набожной и преданной. Я сказала ей, что боги наградили меня двумя amourés и что мой дар настолько божественен, что остальным представительницам нашей famille нельзя о нем знать. Сказала, что боги доверили ей сохранить мою тайну, взамен пообещав ей большую честь в раю. И она охотно согласилась на мой план. После обряда посвящения она покинула Шато Кре, чтобы поселиться со своим возлюбленным. Я же уехала, чтобы скрыть беременность, сказав всем, что отправляюсь на долгую охоту. За это время я выносила и родила тебя, а потом отдала Сиане, чтобы она представила младенца как своего ребенка.

Я прячу лицо в дрожащих ладонях. Слова Одивы разрывают мне сердце. Я скорблю больше, чем когда-либо, о потере матери, которая любила меня, хоть ее и не связывали со мной кровные узы. Хоть меня и разъедает сейчас чувство предательства.

– Два года назад, после смерти Сианы, я почувствовала еще большую ответственность за твою жизнь, – объясняет Одива. – К тому же, чем старше ты становилась, тем сильнее напоминала своего отца. Я почувствовала еще более глубокую связь с ним через тебя и осознала, как сильно скучаю по нему. – Она вытаскивает кулон из черепа вороны и нежно поглаживает рубин. – Он был великим человеком, Сабина.

– Что случилось… с ним?