– Эй, сударь, купите хорошей судьбы, не пожалеете, – закричал кто-то сбоку.

Королевский советник обернулся. Судьба продавалась в виде оранжевого, нежно-игольчатого морского апельсина. Продавал ее в полотняной лавке паренек с глазами-пуговками. Сбоку, меж кружевных губок, кораллов и раковин, сидел еще один человек, коренастый, низкий, без ушей и без носа. Ванвейлен узнал Луха Половинку.

Лух Половинка его не узнал, потому что видел в свое время Ванвейлена в кафтане городского обывателя, а сейчас на Ванвейлене был шитый плащ королевского советника, а на голове – желтая повязка клана Облачных Вод, что свидетельствовало о переменившемся отношении властей к простому народу. Лух Половинка, как и все окружающие, привык узнавать людей не по лицам, а по одежде.

Ванвейлен купил судьбу и переложил из полы в полу, чтобы не было неудачи. Лух, закрыв глаза, поплевал на медный грош с дырочкой и только потом повесил его себе на шею. Ванвейлен разыскал старейшину.

– А как быть, если на ярмарке торгуют краденым?

Старейшина объяснил, что он может жаловаться в ярмарочный суд, и рассказал, что надо делать. Ванвейлен был доволен не всем, особенно объяснением, что неподтвердившееся обвинение падает на голову истца.

– Да, – сказал Ванвейлен, – это сколько ж получается судов в королевстве, – городской, поместный, королевский, теперь ярмарочный…

Старейшина несколько обиделся: как уже сказано, город и ярмарка не любили друг друга.

* * *

Ванвейлен поскакал в город.

Через три часа он воротился с морским апельсином и сыщиком Донем. Доню Ванвейлен сказал, что нашел сообщника Кукушонка, но отказался давать какие-нибудь пояснения.

Приблизившись к ярмарке, Донь и его товарищи насторожились: судебное пространство за воротами им не принадлежало.

Донь спросил нерешительно:

– Господин советник! Не смею настаивать, но уверен ли господин Арфарра в том, что он делает? Ведь дело – весьма необычное. Не знаю, бывают ли такие на вашей родине.

– Случаются, – процедил Ванвейлен. – Мы их называем frame-up.

Палатка с морскими апельсинами была на месте, а Лух Половинка пил бузу в ближайшем заведении. Он был уже порядочно пьян. Безоружные Ванвейлен и Донь да десяток молодых блюстителей ярмарочного порядка поднялись на открытую веранду. Ванвейлен, заметив собутыльника, вернее, сокувшинника Луха Половинки, зашептал что-то на ухо ярмарочному распорядителю.

Молодой парень подошел к Луху Половинке и протянул ему морского уродца.

– Твой, – сказал он, – держи.

Пьяный Лух повалился парню в ноги.

– Мой, – закричал он. – Мой! Спасибо, благодетель!

Его собутыльник охнул, выдрался из-за стола и молча перемахнул через перила, – и тут же сверху на него накинули конопляную сеть. Лух вспомнил, где потерял апельсин, и глаза его растеряно разъехались.

– Тьфу, – сказал он. – Потерял удачу – плохо, а нашел – еще хуже.

И дал себя связать без сопротивления.

На лугу перед священным дубом собралась чуть ли не вся ярмарка.

Ванвейлен стал объяснять, где он видел вора, залезшего на его корабль. Ванвейлен показал следующее:

– Я помолился богам и они послали мне сон, в котором показали воров, залезших на мой корабль. И сначала этот сон показался мне чушью, потому что за вора был арестован Марбод Кукушонок, но этот сон снился мне каждую ночь, – и вот сегодня я иду по ярмарке и вижу того человека, который мне снился!

В городском суде за этакие показания королевского советника засмеяли бы и адвокаты, и присяжные, – ярмарка же восторженно загалдела.

Среди зрителей Ванвейлен заметил Неревена: просто удивительно, как этот постреленок повсюду успевал.

– Так что же это получается, – говорили в толпе, – значит, Марбод Кукушонок на корабль не лазил?

– Эти люди, – заявил сыщик Донь, – подлежат городскому суду.

– Вовсе нет, – возразили ему старейшины, – кто поймал, тот и судит.

Тут поднялся страшный крик. «Торгаши! Козу за корову продаете!» – кричали ярмарочные городским. «Воры! Совесть в мошне держите, а мошну у другого сперли!» – кричали городским ярмарочные. Стало ясно, зачем оставляют у входа оружие.

Священный дуб залопотал, замахал листьями.

Наконец, все успокоилось; ярмарочный суд отстоял свое право собственника. Лух Половинка плакал, а белобрысый парень по кличке Рогатый Куль твердил упорно:

– Я невиновен, я – честный человек…

– Гм, – сказал один из старейшин, – а тебя ведь уже вчера сюда приводили.

– Ну и что? – удивился Рогатый Куль.

– А то, что честных людей сюда часто не водят.

– Гм, – сказал Рогатый Куль, – ты-то здесь, небось, всю неделю будешь сидеть.

Вокруг захохотали.

Ванвейлена и ответчиков поставили друг напротив друга, на виду у всех, и поднесли каждому по глиняной кружке. А надо сказать, что в кружке была не просто вода. Воду эту доставали нагие девушки из-под мельничного колеса и потом пропускали через трещину в статуе Золотого Государя, так что если эту воду выпить и лжесвидетельствовать, человека начинало как-то трепать и мять.

Ванвейлен повторил свой рассказ и опростал кружку. Рогатый Куль взял кружку в руки и глянул в нее. Толпа зашумела вокруг, листья священного дуба вдруг вспотели, а небо пошло красными пятнами, как гребень того дракона. Рогатый Куль сделал глоток, поперхнулся, выронил кружку и сам упал вослед. Тут всем стало ясно, что Ванвейлен прав.

Лух Половинка упал на колени.

– Люди добрые, – сказал он. – Я ведь честный человек, ныряльщик и сын ныряльщика. Я с детства слыхал: при Золотом Государе люди умели ходить за море и по дну тоже умели ходить. И я стал поворачиваться умом туда и сюда, и сделал деревянный колокол, в котором можно ходить по дну. И что же? Мастера цеха заявили: «Молодой Лух Ныряльщик собирает губок втрое больше положенного, наносит ущерб цеху и морю». А когда я стал лишние губки помимо цеха продавать, тогда меня ушей лишили за морское воровство, а колокол сожгли.

Луху Половинке поднесли глиняную кружку.

– Гражданин купец! – сказал он. – Я ведь не воровать на корабль пришел. Помните, у нас разговор был о колоколе Арфарры? Вот я и решил о своем колоколе вам рассказать, потому что мой не хуже. А морской апельсин с собой принес, чтоб показать. Такой апельсин, какой без колокола не достанешь.

– Что ты врешь! – закричал сыщик Донь. – Твой морской апельсин тебе в воровстве помогал. Ты и попался оттого, что его потерял. Если б у тебя честные мысли были, ты днем бы к купцам явился.

Лух повесил голову.

– Чего, – сказал он, – с пьяного возьмешь, – и выпил глиняную чашу.