Слушая латыша, Олег невольно вспомнил о Романе Курчиненко, у того тоже было ранение в область живота. Как он? Где он? Выжил ли? Бестужев помнил, как тот сидел на дне окопа, прислонившись спиною к стене. Роман зажимал ладонями наспех забинтованный живот, а сквозь белые бинты пугающе сочилась алая кровь…

– Ребята, а какое сегодня число? – спросил Турсунов.

– С утра было пятое декабря, – ответил ему Владимир.

– Пятое? Так сегодня у афганцев большой байрам, большой праздник! По-ихнему, по солнечному календарю, сегодня пятнадцатое число месяца кауса – это день рождения Мухаммеда, пророка Аллаха. По всему мусульманскому миру сегодня нерабочий день, – сказал Турсунов и с видом неоспоримого превосходства посмотрел на товарищей. – Вроде христианского рождества. У нас в Нуреке пожилые мусульмане всегда отдельно праздновали свои праздники, а христиане – свои. А мы, молодежь, чтобы крепить интернациональную дружбу народов, отмечали и те и другие. В начале декабря день рождения пророка Мухаммеда, основателя ислама, а в конце – православный праздник, рождение Христа, рождество.

– А посты тоже блюли и те, и другие? – тихо поинтересовался Владимир.

– С постами дело хуже, – с притворным вздохом сожаления ответил Турсунов. – Только закончится перед пасхой большой сорокадневный пост, как вскоре начинается мусульманский рамазан на полный месяц. Но мы тут солидарности не проявляли. Нам, интернационалистам, посты противопоказаны, поскольку они для здоровья вредные.

– Хитер ты парень! – невольно улыбнулся Олег.

– Выкручиваться приходится, – не обидевшись, сказал Турсунов и добавил: – Насчет сегодняшнего праздника сейчас уточню. Наргиз знать должна.

Он заговорил с девчонкой на своем языке. У той радостно сверкнули глазенки, и она как бы изнутри засветилась. Произнесла в ответ несколько фраз и одобрительно закивала головой.

– Наргиз подтвердила, что сегодня действительно пятнадцатое кауса – большой праздник, – довольный Турсунов, словно его сейчас пригласили к праздничному плову, потер свои руки. – Ребята, как говорил кот Леопольд, давайте жить дружно. Ждите гостей!

Турсунов не ошибся. Его предсказания очень скоро сбылись. В госпиталь прибыла делегация от местного населения. В основном это были мужчины. В длинных полосатых халатах, мягких сапогах, под халатами у многих европейские костюмы. В форме представители царандоя – народной милиции. Среди них одна женщина, смуглолицая, с резкими властными чертами, талия перетянута солдатским ремнем, на котором красовалась новенькая, желтой кожи кобура, из нее выглядывала темная рукоятка пистолета. Делегацию возглавлял секретарь местного отделения народно-демократической партии – пожилой, гладко выбритый мужчина, в больших роговых очках, с продольным шрамом на щеке.

Гости принесли в госпиталь для раненых солдат и медицинского персонала подарки: сдобные, на бараньем сале, лепешки, яблоки, гранаты, кисти зимнего, чуть привядшего винограда, оранжевые мандарины, сушеные янтарные абрикосы, темный сахаристый тутовник, изюм без косточек – плоды садов и щедрой афганской земли.

Особенно долго они задержались у кровати Наргиз. Каждый наклонялся к девочке, прижимался щекой к ее щеке, высказывал свое сочувствие и добрые пожелания. Девчонка прямо расцвела на глазах, видно было, как ей хотелось держаться с достоинством, не выдавать рвущуюся наружу радость. На ее тумбочке выросла гора фруктов и восточных сладостей.

Делегацию сопровождал по госпиталю и давал пояснения главный хирург Юрий Александрович. У него было моложавое, гладковыбритое лицо. И все же что-то выдавало в нем человека, уставшего видеть множество людских страданий и смертей, следы бессмысленной жестокости и зверств, чинимых фанатиками.

– А где тот храбрый лев, который проявил геройство в бою с бандой Башир-хана? – спросил по-русски у главного хирурга человек со шрамом на щеке, глава делегации.

Юрий Александрович подвел его к кровати Олега.

– Вот он, наш герой, сержант Бестужев.

Олег немного растерялся, оказавшись в центре внимания гостей. Те смотрели на него с искренним сочувствием, на его забинтованную ногу, качали головами, о чем-то переговариваясь между собой. А женщина с пистолетом на боку выдохнула:

– Ой-йе! Ой-йе!

– Много крови потерял в бою, – пояснил Юрий Александрович, – еле спасли парня.

– Спасибо, храбрый батыр! – человек со шрамом на лице пожал Олегу руку. – Рахмат, батыр! Банда кровавых шакалов Башир-хана разгромлена. Народ будет жить спокойно и мирно. Жаль только, что сам шакал Башир-хан, как черная змея, уполз в горы. Он теперь долго там будет зализывать раны, долго не решится высунуть носа из своей норы. Спасибо тебе, храбрый батыр! Спасибо всем воинам!

Когда делегация удалилась, Наргиз подозвала Турсунова и что-то сказала ему, показывая рукой на Олега. Турсунов улыбнулся и перевел ее слова:

– Наргиз спрашивает, как тебе, брат, очень больно?

– Скажи, что терпеть можно, – ответил Олег и сочувственно подумал о том, что ей самой, такой хрупкой девчонке, с ее ранами и этой капельницей страдать приходится, наверное, гораздо больше, чем ему, крепкому и взрослому парню.

– Наргиз просит, – продолжал Турсунов, – чтобы ты, брат, как она говорит, обязательно покушал винограда и урюка, они прямо от солнца силу дают в жилы человека.

– Обязательно покушаю, – кивнул Бестужев. – Передай ей от меня спасибо.

После обеда снова появилась делегация. На этот раз в госпиталь пришли школьники, местные пионеры с галстуками на груди. Из той самой школы, в которой еще недавно преподавали отец и мать Наргиз. Девчонка встрепенулась, оживилась. Что-то быстро заговорила и школьники ей отвечали чуть ли не дружным хором.

Пионеров привела молоденькая учительница. Олег мельком взглянул на нее и подумал, что, если бы встретил такую на улице, ни за что бы не подумал, что она уже учительствует. На вид – студентка первого или второго курса, не больше. А тут на тебе! И как слушаются: не успеет слова вымолвить, как школьники спешат выполнить ее просьбу.

Олег посмотрел на нее. Учительница была стройная, как молодой тополек, тонкая в талии и удивительно хороша смуглым продолговатым восточным лицом, на котором четкими полумесяцами легли смоляные брови, а под ними – глаза. Чудо, а не глаза! Крупные, миндалевидной формы, уголки чуть приподняты, а зрачки угольно-черные и как бы светящиеся изнутри. Олег невольно поймал себя на мысли, что в ее глаза он мог бы смотреть часами. Но тут же вспомнил строгие наставления, какими их напутствовали еще там, в школе сержантов, насчет того, чтобы не заглядывались на восточных женщин, не заговаривали с ними, ибо это у афганцев не принято, не оказывали обычных знаков внимания, поскольку их могли воспринять как дурные манеры и оскорбительные намерения.

Учительница, почувствовав на себе внимание раненого, выпрямилась, метнула на Олега из-под длинных ресниц быстрый взгляд и снова обратилась к школьникам. Но Олег все же успел заметить в том взгляде нечто большее, чем обыкновенное женское любопытство.