Старшему священнику Цикуру из штаба 62-й пехотной дивизии в его качестве офицера-могильщика 24 и 25 февраля [1942 г. ] под Тройчатым (у дороги Харьков — Лозовая) пришлось идентифицировать тела 42-х жутко изувеченных солдат 179-го пехотного полка. «Первое впечатление было ужасным, — засвидетельствовал он, — у многих были отрезаны носы и выколоты глаза. У очень многих солдат были отрезаны пальцы с кольцом… у одного солдата были отрезаны все пальцы левой руки… у одного выломана из сустава и оторвана левая рука.» Русское население, сказал священник Цикур, «было испугано и возмущено этими увечьями».

Как обычно обращались с пленными партизаны, засвидетельствовали перед 570-й группой тайной военной полиции два арестованных преступника, партизаны Клешников и Кузьменков. Согласно их показаниям, в партизанском штабе в Гортопе под Ельней 27 февраля 1942 г., в ощутимо холодный день, по приказу комиссара Юденкова 6 немецких солдат после допроса и после того, как их еще заставили вырыть могилу в снегу, казнили следующим образом: «Их поставили в один ряд и потом выталкивали из него по одному. Потом их штыком кололи в бок. Потом многие набрасывались на заколотого и еще кололи его штыками. После каждого убийства трупы отбрасывали в сторону и принимались за следующего. Пленных гнали на место казни в одних рубахах и кальсонах и босыми. Я сам тоже колол не раз». Техник-интендант 2-го ранга Калепченко, начальник похоронной команды 1260-го стрелкового полка 380-й стрелковой дивизии, засвидетельствовал, что в Гриве в середине марта 1942 г. похоронил 40 немецких солдат, которые все имели признаки тяжелых увечий. Все эти примеры, почерпнутые из множества подобных, могут дать, конечно, только общее представление. Да и сообщения об убийствах пленных зачастую доходили до немцев лишь случайно. Так, например, только позже стало известно, что зимой 1941/42 гг. «под Торопцом в руки русских попал немецкий транспорт с ранеными. Всех раненых зверски пристрелили или закололи».

Уже упоминалось, что надругательство над военнопленными, ответственность за которое несет сталинский режим, не всюду находило понимание и на советской стороне и подчас вызывало возражения, в т. ч. и политически мотивированные. Ефросиния Михайлова 1 марта 1942 г. в Успеновке стала свидетельницей, как советский майор, старший лейтенант и комиссар совещались в ее доме, что делать с 8 немецкими военнопленными. Когда даже комиссар высказался за то, чтобы нести их с собой дальше, майор возразил ему: «Ты же знаешь приказ Сталина». После этого 8 немецких военнопленных отвели за избу и расстреляли. В ноябре 1941 г. под Комарами (Севастополь) советский командир взвода закричал на красноармейца Демченко, который хотел помочь раненому: «Оставь немецкого черта в покое, его расстреляют». Демченко смог задержать расстрел лишь на время, выразив свое мнение, что «ведь бедный раненый тут ни при чем, и было бы человеческим долгом перевязать его».

Но не соображения гуманности, а заинтересованность командных структур в получении разведданных за счет допроса пленных, по-прежнему наличная и на этой стадии, а также сильнее проявлявшийся аргумент о разлагающем воздействии на немецкие войска, в конечном итоге, заставили по-новому истолковать сталинский приказ от 6 ноября 1941 г. Ведь было понятно, что сопротивление должно стать более упорным, если солдат знает, что в случае пленения непременно будет расстрелян или изувечен. Сталин 6 ноября 1941 г. — и так его слова и были истолкованы повсеместно в Красной Армии — не оставил сомнений в том, что нужно истребить всех немцев, вторгшихся на территорию Советского Союза, «до единого». Однако в приказе № 55 от 23 февраля 1942 г., который он издал к годовщине Красной Армии в своем качестве наркома обороны, его прежнему высказыванию был внезапно приписан совсем иной смысл. А именно, Сталин заявил теперь, что предположение, будто Красная Армия уже «из-за ненависти ко всему немецкому… не берет в плен немецких солдат», является «глупой брехней и неумной клеветой» на Красную Армию, воспитанную в духе уважения к другим народам и расам, — бесстыдное утверждение перед лицом приведенной в движение им самим пропаганды ненависти с советской стороны. Однако сталинские слова из приказа № 55 сами по себе были недвусмысленными: «Красная Армия берет в плен немецких солдат и офицеров, если они сдаются в плен, и сохраняет им жизнь. Красная Армия уничтожает немецких солдат и офицеров, если они отказываются сложить оружие…»

Командующий Западным фронтом генерал армии Жуков, который 14 декабря 1941 г. совместно с членом своего Военного совета Булганиным призвал свои войска «жестоко мстить» и не дать уйти живым ни одному «гитлеровскому бандиту», теперь также был вынужден совершить поворот. В приказе, направленном «командирам и членам Военных советов», Жуков и член Военного совета Хохлов, основываясь на сталинском приказе № 55, запретили отныне «расстреливать пленных… кому бы то ни было». «Разъясняю, — внезапно было сказано здесь, — что товарищ Сталин никогда не говорил о расстреле вражеских солдат, если они складывают свое оружие, сдаются в плен или добровольно переходят к нам.» Согласно приказу армейского комиссара 2-го ранга Кузнецова из Главного политуправления Красной Армии, немецкие войска теперь надлежало в усиленной мере подвергать пропагандистской обработке и убеждать в том, что Красная Армия, якобы, «не знает расовой ненависти к немецкому народу и не имеет идиотского намерения уничтожить немецкий народ и германское государство» и что поэтому она берет в плен сдающихся немецких солдат и офицеров и гарантирует им жизнь.

Уже тот факт, что антинемецкая пропаганда ненависти, как ее вели Эренбург и другие, неизменно продолжалась во всю мощь, уличает такие разглагольствования во лжи. Сам Сталин уже в своем приказе к 1 мая 1942 г. вновь использовал очень двусмысленные слова и говорил о задаче истребить «немецких» (а не, к примеру, «фашистских») оккупантов «до последнего человека, поскольку они не будут сдаваться в плен». Распространенный в 1942 г. в частях Красной Армии приказ Сталина № 130 также призывал солдат к непримиримой ненависти. Кроме того, на немецкую сторону просочились сведения насчет якобы изданных секретных приказов Сталина о том, чтобы из практических соображений брать в плен немецких солдат больше не поодиночке, а только лишь группами. Надлежало также расстреливать солдат, сопротивлявшихся до последнего, летчиков или так называемых «фашистов», и действительно, во многих сообщениях идет речь о расстреле офицеров, членов НСДАП или таких военнопленных, которые высказывали «фашистские» идеи, — явное подобие расстрелов комиссаров и политруков, частично практиковавшихся немецкой стороной до весны 1942 г.

Во всяком случае, «Служба Вермахта по расследованию нарушений международного права» Верховного главнокомандования Вермахта, изучившая соответствующий материал, расценила «смену курса» после 23 февраля 1942 г. как чисто пропагандистскую меру перед лицом заграницы и констатировала в сентябре 1942 г. «непрерывную, ни в малейшей степени не спадающую череду грубейшего насилия над международным правом. Методы и система действий русских остались неизменными с начала кампании против России вплоть до сентября 1942 г.» Действительно, надругательства над военнопленными продолжались, как будет показано на ряде выбранных примеров.

38 немецких солдат, тела которых были найдены под Променной после окончания морозов привязанными друг к другу и с «признаками ужаснейших надругательств», возможно, были убиты еще до 23 февраля 1942 г. Как сказано в докладе 6-й танковой дивизии командованию 9-й армии от 29 апреля 1942 г., у них, «например, были выколоты глаза, отрезаны кончики носа и вырваны языки. Другим раздробили челюсти и конечности (вероятно, ударами прикладов), и лишь затем их окончательно добили пистолетными выстрелами. Некоторые лежали совершенно голые, на других же были еще надеты только части одежды. Удалось однозначно установить и признаки удушения». После 23 февраля 1942 г. имел место и единственный известный случай, когда виновный, командир взвода лейтенант Кудрявцев из 1264-го стрелкового полка 17-й гвардейской стрелковой дивизии, был отдан под военный трибунал за убийство 4-х немецких военнопленных, но тоже лишь потому, что он помешал получению разведданных о враге. В остальном сталинский приказ № 55 практически не имел последствий.