– Что хотел? – равнодушно отозвался Дмитрий.

– Сказал, будто девку эту нашли, как ее, Искру, что ли?

– Одну?

– Нет, с мастеровым.

– С Максимом?

– Я им в пачпорт не глядел, но, видать, с ним.

– Где?!

– Точный адрес не сказал, но вроде на какой-то чухонской мызе под Питером. Видать, еще денег за наводку хотят, ироды!

На лицо Будищева набежала тень. Он ничего не забыл и никого не простил, разве что бешеная ярость немного поутихла, уступив место холодной злости. Даже смерть Ипполита не утолила жажды мести в его сердце. К тому же он не привык бросать дело на полпути. Но теперь он был на службе, которая отнимала слишком много времени, и не мог располагать собой, как раньше.

– Граф, я тут подумал, – нерешительно заметил Шматов, по-своему истолковавший его молчание. – Может, хватит кровушку проливать? Все-таки грех это. Не попались сразу, да и пес с ними!

– Это вряд ли, – глухо проронил Дмитрий.

– Как скажешь, – не стал спорить боевой товарищ. – Тогда встречаемся вечером в трактире?

– Знаешь что, брат, – неожиданно заявил Будищев. – И впрямь не твоя это война. Не ходи со мной, я сам справлюсь.

– Думаешь?

– А ты сомневаешься?

– Да нет, – пожал плечами приятель, после чего, нерешительно помявшись, спросил: – Коли так, я пойду?

– Ступай.

* * *

По утрам в трактирах обычно тихо. Гулявшие всю ночь купчики вместе с присосавшимися к ним профессиональными прихлебателями уже угомонились и лежат в разнообразных позах там, где их сморило. Разошедшиеся по своим конуркам половые с мальчиками тоже досматривают последние сны, перед тем как их поднимут. Полы еще не метены, посуда не мыта, да и столы толком не убраны.

Рыжий кот с подранным ухом, обычно отирающийся рядом с кухней, пробрался в отдельный кабинет и, пользуясь случаем, вгрызся зубами в почти нетронутую клиентами баранью ногу. Рядом умопомрачительно пахнет недоеденное фрикасе, чуть дальше уже подсохшие ломтики балыка и миска заливной рыбы, и Васька едва слышно урчит от ярости, поскольку понимает, что сожрать все это в одну харю ему не удастся.

На диване живописно раскинулись Тихон Щербатый и его неизменная спутница Лаура. Оба помятые и расхристанные, оттого что ночью им захотелось близости. Правда, у женщины под глазом уже наливается ядовитой синевой фингал, так что, вполне возможно, любовный экстаз был только у одного из них. Вторую пришлось уговаривать.

Вор почивал совершенно спокойно, всем своим видом опровергая распространенное заблуждение, будто для крепкого сна необходима чистая совесть. Зато его подруге явно неудобно, и она время от времени тревожно ворочалась, нервируя этим кота. Наконец, Василий, дернув еще целым ухом, пришел к выводу, что добычу следует перепрятать. Вцепившись зубами в мякоть, он сделал попытку стащить добытое непосильными трудами со стола и, как и следовало ожидать, перевернул сиротливо стоящий почти пустой графинчик. Тот, разумеется, громко звякнув, грохнулся на стол, заставив рыжего разбойника замереть от испуга.

– Что? – открыла глаза проститутка и резко поднялась со своего ложа. – Кто здесь?

Виновник переполоха тут же притих, распластавшись на скатерти, которую еще совсем недавно можно было назвать белоснежной, и только рыжий хвост, предательски дергаясь, нет-нет да и выглядывал из-за укрытия. Некоторое время ничего не происходило. Женщина пыталась понять, что ее разбудило, а кот усиленно притворялся, что его здесь нет. И все могло бы кончиться благополучно, но Лаура вчера изволила перебрать, и потому теперь у нее абсолютно сухая глотка и переполненный мочевой пузырь.

Страдальчески сморщившись, она поднялась и, взявшись дрожащей рукой за горлышко бутылки, набулькала себе полную рюмку марсалы и одним махом отправила ее содержимое в рот. Сладкое вино живительной влагой проследовало в желудок, после чего жизнь сразу же стала казаться молодой женщине не такой уж и безотрадной.

На нее и прежде накатывали непонятные мысли, когда Лаура пыталась представить себе, что будет с ней завтра? Со временем ее красота увянет, после чего Тихон, и без того не являющийся образцом постоянства, найдет себе другую напарницу и уж тем более любовницу. Кое-какие сбережения у нее, конечно, были, но на безбедную жизнь их точно не хватит. Единственная отрада в ее жизни – маленький сын, растет у чужих людей и даже не подозревает, что она его мать.

Хорошо в этом смысле немкам, каких было множество в ее профессии. В отличие от русских девушек, они нисколько не смущались своего занятия, похоже, даже не считая его аморальным. Проведя в России несколько лет и заработав проституцией приличные деньги, они возвращались к себе на родину и спокойно выходили замуж за вполне респектабельных господ. И почему ей нельзя так?

Однако тяжесть внизу живота не дала ей долго размышлять на эту тему. Нужно было идти в дамскую уборную, а для этого следовало хоть немного привести себя в порядок. Конечно, тут ее во всяких нарядах видели и даже без таковых, но все же уподобляться некоторым ее товаркам, способным без всякого смущения нафурить в углу, ей не хотелось.

Осторожно, чтобы не разбудить любовника, поднявшись, она немного поправила платье и хотела уже на цыпочках выйти вон, как ее рассеянный взгляд наткнулся на все еще сидящего на столе кота. Васька давно понял, что ему пора уходить, но бросить такой огромный кусок мяса было выше его сил.

– Брысь, падлюка! – шепотом велела ему Лаура, изумляясь про себя подобной наглости, а поскольку тот и не подумал трогаться с места, потянулась за тряпкой.

Этот жест рыжий проходимец хорошо знал, а потому не стал более испытывать судьбу и дернул с места в карьер со всех четырех кошачьих лап. Дороги при этом он, разумеется, не разбирал, а потому несколько тарелок вместе с недоеденным содержимым и столовыми приборами тут же полетели вниз, произведя при этом немало грохота.

– Чего шумишь? – досадливо буркнул пробудившийся ото сна Щербатый.

– Ничего-ничего, Тишенька! – виновато затараторила любовница. – Кот это, паскудник, по столу лазал!

– Кот, говоришь? – скривился в усмешке вор. – Тогда ладно. А я уж думал, что опять в рыло захотела!

В лицо проститутки бросилась кровь, но не от смущения, а от ярости. В мозгу мгновенно всплыла вчерашняя сцена, когда она пыталась отговорить его выполнять заказ, полученный от раскольников. Во-первых, Будищев был человеком опасным, и главарь это прекрасно знал. А во-вторых, Дмитрий сполна рассчитался с уголовниками за все услуги, и никакого резона мстить ему не было. Такое в их среде не приветствовалось.

– Молчи, шалава! – вскипел тогда Тихон и двинул ей в глаз. – Будешь мне еще тут резоны приводить, тварь подзаборная. Знай свое место, коли жить хочешь!

И вот тут Щербатый был неправ. Конечно, баба, а тем более проститутка, не совсем человек и сделать с ней можно все что угодно, но вот бить, да еще по морде, нельзя! Ну, кроме тех случаев, когда клиент без этого не может и уплатил положенное за свою блажь. Однако и в этом случае в харю кулаком тыкать неправильно, потому как это все равно, что марвихеру[62] пальцы сломать. Это ведь инструмент!