«А первая нормальная встреча была намного позже, в Париже, — уточняла Нинель Александровна. — Я была у него дома, говорили, спорили. Рудик пригласил меня на месяц давать уроки в «Гранд-опера», и затем, спустя год, я там ставила вместе с ним «Баядерку».

Не просто ставила — была одним из главных лиц в этой постановке. Ведь смертельно больной Рудольф руководил процессом, сидя в инвалидном кресле…

Благодаря Нурееву мир еще раз поразился хореографическому совершенству Мариуса Петипа. На вопрос о том, какую часть оригинальной хореографии Петипа Рудольф оставил в «Баядерке», балерина Линн Сеймур ответила: «Я не знаю точно, но не думаю, что он много изменил. Я даже уверена, что он этого не сделал. Я думаю наоборот, что он ее «очистил», убрал слишком «советские» места, чтобы вернуться к большей чистоте.

Я думаю, что он настоял со всей строгостью на некоторых позициях и деталях, которые были изменены со временем в Санкт-Петербурге. Я не могу быть в этом абсолютно уверена, но думаю, что он провел огромную работу по очищению балета».

Скорее всего, именно так и было, принимая во внимание то, как Рудольф всегда отстаивал традиции классического русского балета. В отличие от других театральных деятелей, легально приехавших впоследствии на Запад и показывающих свои оригинальные постановки…

Гениальная выстроенность кордебалета в белоснежном царстве теней, красота ярких вариаций под великолепную музыку Людвига Минкуса. И главное — любовь опять побеждает смерть! Как в «Лебедином озере», «Спящей красавице», «Жизели», «Ромео и Джульетте» — в каждом из балетов по-своему. Здесь и останется его душа, душа великого грешника…

Этот спектакль стал последним лекарством, облегчившим его состояние. На какое-то время Рудольф ожил: делился с окружающими далеко идущими планами, рассуждал о балетной школе, которую откроет в Петербурге, о желании поработать с русскими оркестрами. Предполагал, что осенью в очередной раз приедет на родину и будет дирижировать в Кировском театре.

И не только в Кировском. На вопрос одного из корреспондентов, о чем он сейчас мечтает, теряющий последние силы Нуреев охотно ответил:

— Скоро я должен ехать в Болгарию. Мне там дают возможность работать с оркестром. И я уже начал репетиции «Петрушки» Стравинского. Нужно понемножку грызть партитуру, такт за тактом.

Жаль, что этим планам не суждено было осуществиться…

Ролан Пети по-дружески советовал Рудольфу беречь свои силы.

— Я сам хотел, чтобы моя жизнь так сложилась, — ответил он.

Заглянув в его глаза, безжалостный Ролан задал провокационный вопрос:

— Но ведь ты умрешь на сцене?

— А мне больше всего этого хотелось бы, — ответил Рудольф, сжав руку приятеля.

«Парадоксально, но вся масштабность на Земле происходит из России и связана с удивительным умением русского человека тратить, не задумываясь, все до конца — от богатств и ресурсов до собственной жизни…» — уже после ухода танцовщика задумчиво произнесет кинорежиссер Виктор Бочаров.

Нуреевские планы на будущее казались необъятными, как будто в запасе у него был не один год полноценной, наполненной работой жизни:

— Сейчас я еду дирижировать в Вену. В Пале Аусберг у меня будет концерт вальсов. С Венским оркестром я, может быть, появлюсь в «1001 ночи» Штрауса как махараджа. Так этого там хотят.

В 1992 году я должен был ставить балет «Ундина» на музыку Хенце во Флоренции. Но там вдруг «исчезли» деньги, так что это отпало. В Неаполе будет поставлена моя версия «Щелкунчика».

Недавно я там сделал «Золушку». В Милане у меня будут три постановки на музыку Чайковского: «Спящая красавица», «Щелкунчик» и «Лебединое озеро» (версия 1990 года). Они уже раньше шли в театре «Ла Скала» в моей редакции. Первые две были сделаны в 1966 и 1969 годах, поэтому их нужно будет возобновить. В последующие шесть лет «Ла Скала» хочет ставить мои балеты — по одному ежегодно. В их числе — «Золушка» и «Ромео и Джульетта». Последний я уже ставил для этого театра в 1980 году…

В январе я буду дирижировать в Вене, потом в Польше, Софии, Зальцбурге, Будапеште… В Берлине будет поставлена моя «Спящая красавица»». Недавно я получил приглашение от мэра Москвы Гавриила Попова принять участие в новогоднем концерте. Почти отменив мои выступления в Вене, я все-таки позвонил в Москву и спросил, получается ли этот концерт. Оказалось, что нет. Так что моя поездка в Россию сорвалась…

До премьеры спектакля оставалась всего неделя, когда президент «Гранд-опера» вдруг заметил, что Нуреев слишком болен, чтобы дирижировать на премьере. Когда доктор сообщил ему об этом, Рудольф страшно разгневался и на следующий день явился на репетицию с твердым намерением доказать коллегам: у него еще достаточно сил. Но он явно преувеличивал свои возможности: спускаясь по лестнице, Рудольф оступился и чуть было не покатился вниз по ступеням.

Пришлось все-таки признать, что дирижировать он действительно не сможет. Но Рудольф не смог не пойти на спектакль и не остался дома, как советовали врачи.

Восьмого октября 1992 года во дворце Гарнье, после премьеры балета «Баядерка», министр культуры Франции Жан Лангом должен был вручить постановщику высшую награду Франции в области культуры — звание кавалера ордена Почетного легиона.

Рудольф смотрел премьеру своего последнего детища из ложи, лежа на диване. Когда занавес опустился, он захотел раскланяться перед публикой. Доктор Канези в сопровождении нескольких друзей отвел его на сцену.

Когда занавес поднялся, в зале воцарилось изумленное молчание. Изможденный Рудольф сидел в кресле, больше похожем на трон, прямо на сцене. Зрители в едином порыве поднялись с мест — не только из уважения к великому танцовщику, но и чтобы получше увидеть его. Грянул гром аплодисментов. Рудольф Нуреев прощался не только с публикой и сценой, но и с жизнью. Зрители не пытались сдержать слезы…

«Возгласы «браво» смешивались с криками «прощай», обращенными к худощавой фигуре в вечернем костюме и роскошной алой шали, наброшенной на левое плечо, — повествуют зарубежные биографы Нуреева. — На какую-то долю секунды Рудольф сбросил поддерживающие его руки и принял командование над сценой — единственным местом, где он по-настоящему чувствовал себя дома. Улыбаясь и черпая силу из восторгов зала, он устало поднял руку в приветствии и прощании».

Министр культуры Франции вручил Рудольфу орден Командора Искусства и Литературы — высшую награду Франции в области искусства. Далее последовал торжественный ужин, устроенный в честь Нуреева в большом фойе. Меню было сугубо русским. Рудольф провел этот вечер в молчании, его взгляд казался неподвижным…

На следующий день телефон в квартире Рудольфа на набережной Вольтера буквально разрывался от звонков. После репортажей в газетах ему звонили со всех уголков мира. Певица Мадонна прислала большой букет лилий, Жаклин Кеннеди — красные розы. А когда позвонила одна из партнерш умирающего танцовщика, Карла Фраччи, воодушевленный Рудольф воскликнул: