Тем временем старая валькирия обошла вокруг рослого норманна, как скульптор — вокруг своего, только что рожденного из-под резца, детища. Судя по всему, она должна была остаться довольной своим творением, однако нет пределов совершенства.

— Слишком юный, — проворчала она, покачав головой. Это и в самом деле было произнесено тоном скульптора, который не сумел справиться с замыслом. — Слишком юный. Далеко ему до Зенония, — уточнила так, словно сам норманн при этом не присутствовал. — Правда, для Зои это никогда не было преградой, но все же…

Гаральд так и не понял, кто такой Зеноний и вообще что старая валькирия имела в виду, тем не менее чувствовал себя, как жеребенок на конной ярмарке, где его пытались сравнивать с каким-то мощным, породистым жеребцом. «Зеноний», — мысленно повторил Гаральд. Странное имя, однако его стоит запомнить.

— Это полководец, — объяснила служанка.

— Что вы сказали?

— Я произнесла: «Зеноний». Это имя полководца, — словно бы вычитала его мысли старая валькирия.

— Разве я спрашивал об этом?

— Значит, хотел спросить. Я угадываю человеческие желания, в этом моя земная прихоть. Судьбу — нет, только желания. Зная тайные желания человека, нетрудно определить и его судьбу.

— Спросить, в самом деле, хотел, да…

— Этот полуэллин-полуримлянин считается человеком императрицы, ее любимцем. Однако все, кого любит императрица, становятся нелюбимыми для императора, — объяснила старая валькирия, подталкивая Гаральда к едва приметной двери, явно не к той, через которую его ввели в этот предбанник. — А меня зовут Этиллой. Запомни это имя, юный викинг.

— Как же я смогу забыть имя такой «красавицы»?

— Я бы с тобой тоже переспала, — не обратила внимания на его ироническую ухмылку старая валькирия и, подступив к нему еще на шаг, подобострастно провела рукой по внутренней части ноги, приведя этим норманна в изумление. Правда, приближаясь к промежности, Этилла внезапно, словно бы испугавшись собственной смелости, прекратила эту свою атаку. Причем произошло все это раньше, чем норманн успел отреагировать. — Однако же понимаю: не по мне такая честь. Впрочем, говорить с тобой мы станем не об этом. Если ты, норманн, не будешь слишком скуп со мной, я могу тебе пригодиться. Потому что многое при дворе вижу, а еще больше слышу, не говоря уже о том, что о многом догадываюсь.

— Я не буду скуп с тобой, — кротко пообещал Гаральд.

— Верю, тебе верю. И первый совет: императрица не любит, чтобы ее ласкали, любит ласкать сама, — хищно оскалила женщина на удивление белые, прекрасно сохранившиеся молодые зубы. — В постели она тоже хочет оставаться императрицей. Впрочем, не она одна, многие женщины стремятся повелевать-царствовать в постели, не понимая, что некоторым мужчинам это не очень-то нравится.

— Мне казалось, что я иду к ней на прием, а не на свидание.

— Те иностранцы, которые попадают к ней только на прием, никогда ничем не удостаиваются, кроме чести… побывать на приеме у императрицы. Но ты ведь прибыл не за этим. А к тому, за чем ты прибыл, следует идти решительно, не считаясь с мелкими неудобствами, вроде ласк нелюбимых женщин. В конце концов, ты ведь мужчина, правда?

— Уже мужчина, — правильно понял ее юноша. — А где я нахожусь? Разве это императорский дворец?

— Нет, это один из личных домов императрицы, в которых она обычно принимает тех гостей, которых желает принять. В этом — она обычно принимает иностранцев. И любовников. Уж такая у нее прихоть. Зоя не любит бывать во дворце, считая, что не должна находиться там, пока не чувствует себя полноценной его хозяйкой.

— Но ведь она — императрица.

— Императрица — всего лишь жена императора. Для всех остальных женщин этого было бы достаточно. Но только не для Зои Македонской. Она желает быть не императрицей, а повелительницей. Настоящей повелительницей. Кстати, обращаться к ней следует только так: «повелительница».

— А ко мне — «конунг Гаральд» или «принц», так и передай этой своей повелительнице.

— Она сама решит, как к вам следует обращаться. Впрочем, титулы ваши ей известны.

Гаральд был по ту сторону двери, когда Этилла дала ему еще один совет:

— Дыхание у тебя чистое, это я заметила. Но все равно старайся сдерживать его и слегка отворачивайся, отводя его в сторону. Она чужого дыхания не терпит. Хотя… если уж мужика хочется, то какое тут дыхание?! При этом не вздумай поморщиться, убедившись, что у нее самой дыхание настолько несвежее, что никакими пряностями унять этот запах уже нельзя.

Зоя сидела за большим столом из красного дерева, который стоял между двумя шкафами, заваленными старинными книгами и какими-то свитками. Могло показаться, что эта смуглолицая пятидесятилетняя матрона, с коричневыми мешочками под глазами, даже не помышляет о какой-либо интимной связи с юношей, которого ввел к ней евнух-телохранитель. Правда, Гаральд сразу же обратил внимание на то, что пространство за спиной у Зои было занавешено грубой войлочной портьерой.

— Вы действительно являетесь наследным принцем норвежским? — не позволила ему хозяйка ни прийти в себя, ни осмотреться.

— Наследным.

Зоя едва заметно повела кистью руки, и огромный охранник-евнух тут же навис над худощавым парнишкой, чтобы подтолкнуть его к столу.

— Мне уже сообщили, что вашу страну захватили датчане. Это ваш брат-король погиб в бою с ними, пытаясь вернуть себе трон?

— Погиб, как и многие другие викинги, — с достоинством ответил конунг. — Сражение за трон и Норвегию мой сводный брат Олаф проиграл.

— Там сошлись норвежские викинги против викингов датских, — молвила Зоя, как бы оправдывая их поражение.

— Причем многие норвежские викинги сражались на стороне датских, — не мог скрыть своего возмущения конунг.

— Однако ты намерен вернуть себе и трон, и Норвегию, — перешла императрица на «ты». — Для этого тебе нужны деньги и воины. Твой брат сумел добыть все это в Руси, но тут же все и потерял, в первой же битве. Великий князь Ярослав считает, что ты слишком молод и беден для того, чтобы готовиться к новому походу в Норвегию. Точно так же, как и рассчитывать на свадьбу с его дочерью Елизаветой. Что, действительно красива собой эта русская Елисифь?

— Вижу, что понтиец Визарий очень обстоятельно доложил вам обо всем, что происходило в Киеве, повелительница.

— Я спросила тебя о Елизавете, — стал еще более требовательным голос императрицы.

— Она пока еще слишком юна.

— Увлекаться молоденькими девицами можно в любом возрасте. Но в твоем положении все же лучше иметь дело со взрослыми, влиятельными женщинами. Не такими, правда, как шведская принцесса-вдова Сигрид. Эта обезумевшая от похоти, облезлая самка. Как, впрочем, и ее тетушка, королева-вдова.