Практическим следствием подобных подходов оказывается убеждение в том, что для объяснения закономерностей регионального демографического развития и управления им вполне достаточно применить на региональном уровне «правильную» (какую именно – другой вопрос) всемирно-историческую теорию. Однако независимо от того, о какой из таких доктрин – марксизме неомальтузианстве, построениях Римского клуба или теории демографического перехода – шла речь, дело всегда заканчивается примерно одним и тем же. События региональной демографической истории категорически не хотят подчиняться логике глобальных теорий, в результате чего последние рано или поздно теряют политический и интеллектуальный кредит.

Причиной подобного хода развития событий является глубокая неоднородность мира. Глобальные доктрины, отражая точку зрения одной части человечества, неизбежно вступают в противовес с образом мысли и действий другой. Инакомыслящие и инакодействующие народы, во многих случаях даже не зная о существовании тех или иных глобальных теорий, ведут себя в явном противоречии с ними и в конечном счете опрокидывают их.

На неспособность универсалистских демографических теорий объяснять и предсказывать острые и часто весьма болезненные ситуации, складывающиеся в отдельных регионах Земли, можно реагировать по-разному, что, собственно говоря, и делает сегодня научное сообщество. Различие возможных подходов демонстрирует, в частности, дискуссия на страницах журнала «Общественные науки и современность».[378]

Суть спора, если отвлечься от частностей, сводилась к двум вопросам: во-первых, о границах той области, в которой теория демографического перехода (ТДП) обладает достаточной объяснительной способностью и практической полезностью, и, во-вторых, о возможности и целесообразности использования исследовательских подходов, базирующихся на альтернативных ТДП основаниях.

Отвечая в ходе этой дискуссии на мою критику в адрес ТДП, А. Г. Вишневский весьма подробно и, если не ошибаюсь, впервые в своем научном творчестве систематически перечислил многочисленные ограничения, связанные с использованием этой теории. «ТДП, – отмечает он, – …не должна использоваться при анализе всех классов… ситуаций, она изначально призвана объяснить только те из них, которые возникают в связи с «одноразовым» историческим переходом от одного типа демографического воспроизводства к другому».[379] ТДП, – добавляет А. Г. Вишневский, – не должна использоваться и для описания ситуаций, которые не связаны с модернизацией, движением от традиционного общества к современному, от более религиозного – к менее религиозному, от индивида, опутанного общинными узами, – к свободной личности и т. д., «ибо она занимается только тем, что происходит, когда такое движение наличествует».[380] Кроме того, справедливо полагает А. Г. Вишневский, «ТДП не предназначена для анализа постпереходных ситуаций, с которыми по мере завершения демографического перехода в разных странах приходится сталкиваться все чаще и чаще».[381] Наконец, по его мнению, «ТДП описывает изменение вековых тенденций в масштабах всего человечества»,[382] и, следовательно, от нее нельзя требовать объяснения таких, например, тенденций, как распространение эпидемий и рост смертности в тропической Африке.[383]

Суммировав все ограничения, перечисленные А. Г. Вишневским, остается сделать вывод: во многих регионах мира, включая Россию, ТДП описывает лишь некоторую, причем постоянно сужающуюся, область демографических изменений. В таких регионах ТДП с каждым годом оказывается все менее надежной основой демографической политики. Возникает, следовательно, необходимость разработки иных, отличных от ТДП и других универсалистских теорий, методологических подходов.

Как видно из предыдущих глав, демографическое развитие крупных регионов Земли во второй половине ХХ столетия в значительной степени определялось характерным для того или иного региона уникальным сочетанием факторов. Жесткость демографической политики Китая была во многом вызвана особыми природными условиями, а ее успешность – политическими традициями этой страны. Новая модель демографического поведения жителей Западной Европы стала возможной благодаря быстрому росту благосостояния населения, неприятию им государственного и других видов институционального контроля над поведением в сексуальной и брачно-семейной сферах и одновременно изменением функций государства. Масштабы эпидемии СПИДа в Африке южнее Сахары – результат трагического сочетания природно-биологических, экономических, культурных, политических и военных факторов. Перечень таких примеров легко продолжить.

Разнообразие мира – причина постоянных сбоев универсалистских демографических теорий. Для адекватного отражения этого разнообразия необходима разработка теорий среднего уровня[384] – среднего в том смысле, что они занимают промежуточное положение между эмпирическими обобщениями и концепциями, претендующими на глобальный масштаб.

Говоря в данном контексте о теориях среднего уровня, необходимо сразу же ответить на вопросы, предлагаемые П. Штомпкой в качестве инструмента методологического анализа: «Теория чего? Теория для чего? Теория для кого?».[385] Ответ заключается в следующем.

Теории, предназначенные для описания и объяснения закономерностей регионального демографического развития, необходимы для лучшего понимания региональной специфики, которую не замечают глобальные теории с высоты их «космического» полета. Картина демографического развития мира, воссозданная с помощью региональных теорий, позволяет лучше увидеть аспекты такого развития, связанные с межрегиональными различиями, и описать генерирующие их механизмы. Это, в свою очередь, позволяет строить демографическую политику, основываясь на региональных реалиях, учитывать мировой опыт, но не переносить его на местную почву чисто механически.

Ввиду того, что практически для каждого крупного региона Земли необходима своя региональная теория, охарактеризовать конкретное содержание отдельных теорий этого семейства возможно, лишь обращаясь к каждой из них. Тем не менее, можно сформулировать ряд методологических принципов построения таких теорий.