9/1–39 г. А. Капустин»{681},[214]

В сохранившихся делах нет никаких следов проверки выдвинутых обвинений. Составленные служебные записки — лишь компиляция свидетельств. Работа над доносами здесь проведена значительно эффективнее, чем это делалось в отделе писем. Им было уделено ни с чем не соизмеримое внимание. Тем не менее, хотя полученные письма тщательно использованы комиссией, это сделано, похоже, только с целью «привести пример». Принятые решения носят политический характер, они не связаны напрямую с выявленными фактами. Сами по себе письма не являются причиной санкций.

Выводы комиссии были направлены Сталину 27 января 1939 года{682}, они содержали четырнадцать пунктов, в том числе касавшиеся предложений по новому составу редколлегии, необходимости в будущем утверждать руководителей газеты в ЦК ВКП(б), создания «отдела кадров», проверки в месячный срок областных корреспондентов газеты. Исходное дело занимает лишь второстепенное место, только в пятом пункте упоминается о новом месте работы, предложенном Хайкиной и в шестом о передаче дела Капустина в комиссию партийного контроля, что вероятнее всего означает его последующее исключение. Кроме того, Капустина увольняют. Все прежнее (до начала чистки) руководство «Правды» так или иначе затронуто. Известно, что Никитина уволили из Агитпропотдела ЦК, но мы, к сожалению, не знаем, каковы были окончательные решения.

События, потрясшие «Правду» в конце 1938 года, позволяют проследить судьбу двух видов сигналов: тех, что получала «Правда» и тех, которые были направлены в ждановскую комиссию. Работа с ними ведется по-разному: полсотни писем, полученных комиссией, тщательно проработаны ее сотрудниками. Из них извлечена информация, обосновывающая принятые решения, хотя принимаются они по другим причинам. Судьба же писем, приходящих в корреспондентскую службу «Правды», не столь завидна. Объем получаемых в эти беспокойные годы писем таков, что какая бы то ни было регулярная и эффективная работа с ними невозможна. Письма в «Правду», хотя и являются важнейшим звеном созданной сталинской властью системы, не пользуются особым вниманием. У нас также была возможность изучить содержание разоблачительных писем. По ним видно, насколько напряженными были взаимоотношения между сотрудниками в столь замкнутом сообществе как отдел газеты «Правда». Руководители постоянно подвергаются критике со стороны подчиненных и становятся объектом многочисленных «сигналов».

Скрытая за пропагандистскими речами реальность работы с обращениями граждан весьма далека от тех масштабных целей, которые ставит перед собой власть. В отдельные моменты советская власть умеет создать действенные инструменты репрессий, которые используют жалобы и разоблачения для достижения поставленных целей. Ждановская комиссия — всего лишь один пример, многочисленные чистки позволяли собирать и использовать эти сведения. Преимущество этих операций — ограниченность во времени: даже будучи заваленной письмами и свидетельствами, комиссия в состоянии обработать всю массу порученных ей дел. Но феномен сигнала значительно шире: письма советских людей ежедневно получают в Москве, в областных центрах, жалобы — в меньшем, правда, объеме — приходят и в институты, представляющие всю совокупность мини-структур приема жалоб, созданных властью.

А с этим потоком писем власть справиться не может. Не следует преувеличивать их количество и значение, но случаи плохой работы системы многочисленны. Масштабная почтовая кадриль, цель которой — распределить нагрузку по расследованию жалоб между центральными, часто перегруженными, институтами и менее востребованными местными структурами приводит к росту числа проблем. Затруднен прямой контроль прохождения жалобы. Автономность отдельных блоков системы достаточно велика, и это способствует многим злоупотреблениям. Но это не означает все же, что блокирована вся работа. Как правило, письма расследуются, иногда с помощью политической полиции. Но бюро жалоб или, что реже, партийные инструкторы, находятся в зависимости от властных взаимоотношений на местном уровне. Они далеки от всемогущества и вынуждены считаться с различными участниками местной экономической и политической жизни.

Слабым звеном системы являются, по-видимому, люди. Проблема заключается не столько в их профессиональных характеристиках. Они соответствуют принципам, установленным режимом: контролеры в большинстве своем — это коммунисты, рабочие или крестьяне по происхождению, достаточно молодые. Их отбирают, конечно же, больше по этим критериям, чем по степени владениях техническими навыками. Можно также усомниться в эффективности обучения без отрыва от работы, которое они проходят, заняв ту или иную должность, но самая главная проблема — количество. Потребности аппарата весьма велики, особенно после создания в 1930 году округов. Продвижение наверх лучших и увольнение некомпетентных приводит к большой текучести кадров.

Кроме того, по экономическим соображениям, бюро жалоб и РКИ много, но в каждом из них не хватает сотрудников. Они никак не могут справиться со всем объемом дел, которые надо обработать, в том числе, и с сигналами. Это явление становится еще более заметным в связи с политикой, проводившейся после 1928 года. Поэтому приходится прибегать к услугам добровольных помощников, а отсюда возникает вопрос о квалификации, и, главным образом, о статусе.

Аппарат по работе с жалобами, таким образом, довольно-таки неэффективен в своей повседневной деятельности. Но эти недостатки, как правило, скрыты от посторонних глаз. Работа ведется в основном без большой огласки и не заметна для населения. Которое, как мы увидим, не перестает обращаться к этой системе.

На протяжении всех тридцатых годов сталинская власть старается сделать максимально популярной практику доносительства. Официальная пропаганда внедряет в умы определенный образец — как с точки зрения формы, так и с точки зрения содержания. В какой мере эти усилия находят отклик в стране? Выполняет ли население на деле то, к чему призывает власть[215]? Какие формы принимают обращения к власти с целью «сообщить»? Какие темы затрагивают? Ответить на эти вопросы означает тонко охарактеризовать «пространство доносительства»{683}, которое очерчивают письма, написанные советскими людьми. Чтобы определить границы этого пространства, нужно исследовать в схематической форме различных «акторов» поступка информирования[216]: того, кто сообщает, того, в чью пользу делается это сообщение, того, кому оно наносит ущерб и того, кому сообщение адресовано.