Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но это… справедливо, – сказала она.
– То есть? – спросил он.
– Я… я чувствовала то же самое и даже не знала почему…
– А теперь знаешь?
– Никто не может долго устоять над огнем, – прошептала Элисса. – Упасть на него и сгореть – вот единственный путь.
Где-то в глубине сознания Хантера мелькнула мысль – хватит ли у него сил сдерживаться?
Он не знал. Но держаться будет до последнего.
– Хантер? – прошептала Элисса. – Что-то не так? Ты прямо окаменел.
– Нет, ничего. Напротив, все очень хорошо.
– Разве?
– Тебе сейчас не нужны ботинки, правда? – спросил Хантер, снимая свои.
Элисса заморгала, озадаченная резкой сменой темы.
– Ну в общем-то нет, – она пожала плечами. – Я нечасто надеваю их в постели.
Хантер рассмеялся и покачал головой. Его пальцы тут же взялись за ботинки и ярко-красные носки.
– Билл совершенно верно тебя назвал, – улыбнулся он. – Сэсси. Самая настоящая язвочка-колючка.
Хантер так ласково произнес прозвище, что в нем не осталось ничего обидного.
Элисса улыбнулась Хантеру, сердце гулко забилось. Он гладил ее ноги, щиколотки, не прикрытые брюками. Ощущение было неописуемо приятным. Ей хотелось извиваться под его ласками, как кошке.
– Ты вскрикиваешь так соблазнительно, – хрипло сказал Хантер. – И так велико искушение сорвать с тебя мужскую одежду, найти под ней все мягкое и женственное, что там таится.
С этими словами он потянулся к поясу Элиссы и быстро расстегнул пуговицы на брюках. Глаза ее расширились – о Боже, сейчас она окажется абсолютно голой. Элисса смотрела на сильные мужские руки, стягивающие с нее брюки.
– Но мы же не… Тогда я не была…
– Голой? – подсказал Хантер. Поколебавшись, Элисса кивнула.
– Это моя ошибка, – сказал он. – Ты должна быть обнаженной, как цветок. А я сверху, как теплый ласковый дождь.
По Элиссе пробежала сладкая дрожь.
Хантер не стал стягивать брюки ниже бедер, пока.
– Боишься? Стесняешься? – спросил он.
– Я никогда не считала себя особенно стеснительной, – прошептала Элисса, – но…
– А так лучше?
Хантер взял тонкое одеяло, лежавшее в ногах, накрыл Элиссу.
– Так лучше? – спросил он.
Она вцепилась в теплую ткань и закивала.
– Могу продолжить? – спросил он. Элисса отвела взгляд от темных изучающих глаз Хантера и кивнула.
– Если передумаешь, скажи, – попросил он.
Хантер наклонился, медленно поцеловал Элиссу и прежде, чем поднял голову, почувствовал – она дышала так часто, будто пробежала несколько миль без остановки.
Реакция Элиссы действовала на Хантера как наркотик. Ему хотелось бесчисленных страстных, чувственных поцелуев, но он твердо решил держать себя в узде. Ее робость и раскованность одновременно возбуждали как ничто другое.
Он не стал возиться с брюками под одеялом, а занялся замшевой рубахой. Хантер расшнуровал ее, и пальцы тотчас скользнули по обнаженной груди. Вставшие, напрягшиеся соски встретили его пальцы.
Хантер стиснул зубы. Его плоть требовала своего, она рвалась к телу Элиссы сейчас же, немедленно, но он убрал пальцы – нежно, осторожно, трепетно, и этот уход был больше похож на ласку, чем на отступление.
– Теперь мне нужно, чтобы ты мне помогла.
– Как? – прошептала она.
– Я хочу снять с тебя рубашку, но ты очень крепко вцепилась в одеяло.
Хантер ждал.
Напряженно вздохнув, Элисса сбросила одеяло на колени, взялась за подол рубахи и стала снимать через голову.
Длинные сильные пальцы скользнули под нее, помогая избавиться от замши и одновременно гладя и тиская ее груди.
Из-под рубашки раздался приглушенный крик, Элисса сама не осознавала, что кричит. Руки Хантера вызывали невероятные ощущения. Вот уже и рубаха свалилась на землю подле кровати. Элисса не понимала, что вместе с ней она сдернула с себя и корсет. Она чувствовала лишь губы Хантера там, где только что были его руки.
Элисса снова с готовностью выгнулась ему навстречу. Пальцы Хантера вплелись в ее густые волосы. Она извивалась под его ртом, прижимала к себе, стонала, и эхо повторяло все звуки. Короткими поцелуями Хантер пощипывал ее грудь.
– Я могу раздеть тебя до конца? – спросил Хантер.
И он провел языком по одному соску, потом по другому. Элисса чувствовала – она не в силах выговорить ни слова. Вместо этого она сама стала стягивать с себя брюки.
Хантер поднес руку Элиссы к губам. Поцеловал ладонь. Прикусил бугорок под большим пальцем. Улыбнулся, тут же ощутив реакцию.
– Позволь мне раздеть тебя.
– Да, да, пожалуйста.
Однако, почувствовав, что брюки соскользнули с ног, она инстинктивно подхватила панталоны.
В следующий миг рука Хантера оказалась на талии Элиссы. Он медленно запустил пальцы под резинку и потянул.
Элисса дернулась, будто ее пронзила молния.
Глаза расширились, когда она поняла, что влажное чувственное место между ногами доступно Хантеру.
Штанишки обхватывали только талию и сходились вокруг ног. А между ними – все открыто.
Элисса не понимала – это пугает ее или, напротив, искушает. Над тем же размышлял и Хантер. Рука его уже приблизилась к интимному местечку, и он разрывался между желанием и страхом все испортить.
Хантер остановился, дойдя до светлых густых кудряшек. Не опуская руку ниже, подушечками пальцев стал медленно гладить живот.
– Мне нравится прикасаться к твоей коже. Такая гладкая, такая теплая. Так и хочется попробовать на вкус. Наверное, как сметана, посыпанная корицей.
Из горла Элиссы вырвался странный звук, когда Хантер поцеловал ее ниже пупка.
– Страх или удовольствие? – спросил Хантер.
Элисса не могла ответить, ощущая его пальцы, скользящие все ниже. Она перестала дышать.
Когда Хантер провел рукой по разгоряченным лепесткам ее желания, ответ Элиссы явился в виде капли влаги на кончиках пальцев.
– Значит, удовольствие, – сказал он, чувствуя и облегчение, и новую волну страсти. – Чистое, настоящее удовольствие.
Хантер прикасался снова и снова, разжигая Элиссу, и каждое медленное движение разгорячало ее, доставляя все большее наслаждение, ее ноги все сильнее расслаблялись. Наконец ему удалось их раздвинуть и лепестки тоже и найти самое чувствительное место, скрывавшееся под ними.
Элисса лежала с закрытыми глазами, волны удовольствия накатывали одна за другой, всякий раз она открывалась навстречу руке Хантера. Потом еще одна волна подхватила ее, потом еще… Пока она наконец не стала вопить при каждом вздохе, при каждой ласке.