— Ты не поторопился, Коуди, мне было хорошо, — прошептала Кэсси.

Он улыбнулся ей своей неповторимой улыбкой:

— Это прекрасно!

Он замолчал, дыша ровно и глубоко, и положил руку на гладкий, шелковистый живот Кэсси. Засыпая, он услышал ее голос:

— Коуди!..

— М-м?

— Не спи! Ты должен уйти отсюда до того, как тебя увидит миссис Смит или кто-то другой.

Он перевернулся; весь сон мгновенно у него пропал.

— Я еще не готов уходить. Я снова хочу тебя любить.

— Я больше не выдержу, — еле выдохнула Кэсси.

Он взглянул на нее так, будто она сказала несусветную глупость. Его руки нежно сжали ее грудь, губы мягко накрыли рот, и все закружилось в танце любви. Это было упоительное пробуждение! Кэсси то сжималась под поцелуями Коуди, разжигая в нем еще более страстное желание, то сама начинала неистово ласкать его, даря такое же наслаждение, какое он доставлял ей. Она едва заметила, что Коуди лег на спину, а она оказалась сверху. Он слегка приподнял ее, и его орудие любви медленно вошло в нее. Кэсси откинулась, впуская Коуди, и горячий, безумный, исступленный поток вновь подхватил их, повергая в пучину сладостного блаженства, наслаждения, похожего на боль, пронзающего, как кинжал. И когда оба они, словно два обезумевших пловца, наконец достигли желанного берега, Кэсси в упоении вскрикнула:

— Коуди! Я люблю тебя!

Когда их дыхание наконец стало ровным, Кэсси томным и покорным движением повернула к нему голову и взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы. Коуди показался ей таким задумчивым и хмурым, что она испугалась: не допустила ли какой-нибудь ошибки; но прежде чем Кэсси успела спросить, в чем дело, Коуди заговорил сам:

— Ты это серьезно сказала?

Кэсси удивленно вскинула брови:

— Что именно?

Неужели она произнесла что-то обидное или неуместное, когда они занимались любовью? Смешно, но она не могла вспомнить, говорила ли что-нибудь вообще.

— Что… любишь меня. Это правда?

О Господи, значит, она все-таки сделала это! Должно быть, признание вырвалось в минуту экстаза. Иначе она никогда не осмелилась бы прямо сказать ему о своей любви. Ведь он муж другой женщины! Но даже если бы он им не был… Мысли путались у нее в голове.

— Так это правда, Кэсси? — настаивал Коуди, желая непременно добиться ответа. Он был так важен для него!

— Да, я люблю тебя, давно уже люблю, — еле слышно прошептала она дрожащим голосом.

— Но я же полукровка и незаконнорожденный! Я груб, невоспитан и невыдержан. Большинство женщин смотрят на метисов как на существ низшей расы и считают позором брак с ними. Даже ты, которая только что призналась мне в любви, отвергла мое предложение.

— Я уже говорила тебе почему, Коуди! Я думала, что ты хочешь на мне жениться только ради детей, а не потому, что испытываешь ко мне глубокие чувства.

— Да уж, натворили мы с тобой дел, а? Мм любим друг друга, но не можем быть вместе, по крайней мере сейчас. И все из-за дурацкой, никому не нужной гордости и нескольких запальчивых слов!

— Так ты… тоже любишь меня? — выдохнула Кэсси.

— Люблю… Клянусь всем святым! Я ничего не говорил тебе, так как боялся, что ты высмеешь меня. Когда ты отказала мне… Господи, это был какой-то кошмар!.. Я ничего не соображал от отчаяния. И сломя голову помчался в Додж для того, чтобы напиться и забыть обо всем хоть на время. Но я и в мыслях не держал, что возвращусь на ранчо с женой! Я так надеюсь, что ты немного потерпишь, пока я улажу дела с Холли!

— Знаешь, я очень боюсь, что адвокат Бакстер отклонит твое прошение об усыновлении, — помолчав, сказала Кэсси откровенно. — Холли, конечно же, не лучшая мать для Эми и Брэди, и в суде это сразу поймут.

— Я думал об этом, — озабоченно ответил Коуди. — Но развод займет несколько месяцев. А я не могу подать на него, пока Бакстер не приедет и не вынесет собственное суждение. Если только…

— Прости меня, Коуди. Больше всего меня волнует то, что детей могут отправить в сиротский приют.

Она немного помолчала, раздумывая, сказать ли Коуди о предложении Уэйна или нет, и в конце концов решилась.

— Уэйн просил меня выйти за него замуж. Он хочет вместе со мной усыновить ребят. Уэйн сказал, что у нас будет больше шансов выиграть дело в суде, чем у тебя с Холли, — выпалила она.

Коуди приподнялся на локте, изумленно глядя на нее:

— Надеюсь, ты сказала ему, чтобы он убирался к дьяволу?! Какая же он мразь! Думает, что может добиться тебя, так же как он добился твоей матери?!

— Я уже говорила о предполагаемой связи Линды с Уэйном. Так Бак из-за этого лишил его наследства? Я хочу услышать от тебя правду. Коуди покраснел. Он совершенно не собирался говорить Кэсси о Линде вот так, открыто.

— Я не хотел причинять тебе боль, милая.

— Все это было много лет назад, — ответила Кэсси мягко. — Я уже приучила себя к мысли, что моя мать была отнюдь не ангелом.

— Я только предполагаю — но не без оснований, — что отец изменил завещание именно из-за этой истории.

И вдруг Коуди заговорил, открывая то, чего он никогда и никому не рассказывал, то, что он намеревался хранить в тайне всю жизнь:

— Я сбежал из дома потому, что однажды Линда затащила меня в постель и мы с ней занимались любовью. Это был мой первый в жизни опыт. Я не мог посмотреть отцу в глаза после того, что сделал. Мне было пятнадцать лет. Боже мой, я был совсем еще зеленым юнцом! Я понял, что не смогу удержаться от соблазна, если Линда придет ко мне снова, поэтому покинул дом. Думаю, отцу это было все равно — для него существовал только Уэйн. Я же оставался всего лишь ублюдком, которого Бак терпел потому, что все-таки во мне была его кровь. А Уэйн меня ненавидел. После смерти матери у меня не осталось никого. Пойми, я не стараюсь оправдать себя за то, что я сделал, а лишь пытаюсь объяснить, как все произошло. Я не должен был говорить тебе об этом, но я не хочу, чтобы между нами стояла хотя бы малейшая ложь.

Сердце Кэсси сжалось от боли и сострадания. Мысленно она представила себе Коуди — одинокого, заброшенного ребенка, изгоя среди других детей, которого ненавидит брат и еле переносит отец. Когда Линда соблазнила его, он не смог вынести чувства вины и ушел из дома. Ушел, потому что любил отца. Как могла она осуждать Коуди, если это ее мать выступила в качестве соблазнительницы? А когда Коуди сбежал, Линда не стала терять времени даром и заманила в кровать Уэйна, вернувшегося из колледжа.

Кэсси отчетливо вспомнила похороны матери и жестокие слова, сказанные Баком над ее могилой, и вдруг поняла, что ребенок, умерший вместе с матерью при родах, скорее всего был от Уэйна, а не от Бака…

— Я все понимаю, Коуди, и не виню тебя. Я не очень хорошо помню мать, разве только то, что она была красивой. Что же касается Уэйна, то я никогда не выйду за него замуж! Ни за что на свете, какие бы доводы он ни приводил.