Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, – Энни сжала его руку. – Как твой отец?
– Он здоров, спасибо.
– А Оуэн?
Эван пожал плечами:
– Я старался держаться от него подальше. Каждый год он строит планы своего появления при дворе, но королева не вызывает его. Тебе здесь нравится, Энни?
– Думаю, да. Летом все рвутся прочь из Лондона, но я не испытываю такой потребности, – от порыва ветра она вздрогнула. – У меня нет другого дома, где я могла бы провести свою жизнь, Эван, хотя и здесь я одинока…
«Тогда живи со мной!» – прокричала душа Эвана, но произнести это вслух он не посмел. Он собирается отправиться в путешествие, из которого может не вернуться, и не имеет права связывать ее судьбу со своей, обрекая на вечное ожидание и неизвестность, как бедняжку Мэри Ньюман Дрейк.
– Эван? – она прикоснулась к его рукаву, и он ощутил тепло ее пальцев. – О чем ты думаешь?
Он глубоко вздохнул:
– Думаю о том, как трудно прощаться. Сколько бы мы с тобой ни прощались, это всегда будет одинаково трудно.
Энни часто заморгала, и он увидел, что у нее на глазах блестят слезы. Его пронзила боль желания.
– Эван, идем со мной, – она повернулась и пошла к воротам, ведущим к реке.
– Куда мы идем?
Девушка открыла ворота и подвела его к ожидавшей их лодке.
– Как следует поздороваться друг с другом, а потом как следует попрощаться.
Спустившись вниз по Темзе, они через час оказались в небольшой частной резиденции. Внутри было темно и прохладно. Слуг не видно. В спертом воздухе стоял запах поленьев, сгоревших в камине, и свечного воска.
Энни подошла к окну и открыла ставни. В маленькой комнате стоял стол, две скамьи у камина, шкаф у окна. Небольшой коридор заканчивался кухней. Узенькая лестница вела на второй этаж.
– Чей это дом? – спросил Эван.
– Андрэ. Но он приезжает сюда очень редко, гак как привык к комфорту и предпочитает Лондон.
– Он разрешил тебе приехать сюда?
На губах девушки заиграла лукавая усмешка:
– Эван, я не могу даже чихнуть без разрешения. Но это не мешает мне делать то, что я хочу.
– А тебя не хватятся в Виндзоре?
Энни пожала плечами:
– Возможно. Но сегодня мне все равно, Эван.
Ее решение провести с ним вечер пробудило в нем желание, но Эван подавил его.
В кухне Энни нашла вино, большую головку сыра, изюм, орехи, соленые черные оливки из Италии. Она накрыла на стол и села на скамью.
Эван залпом опорожнил бокал.
Энни потягивала свое вино, не торопясь.
– Я не голодна.
– Я тоже.
Эван медленно встал из-за стола и снял с ее головы чепец.
– Боже мой, – прошептал он, увидев рассыпавшиеся по плечам девушки золотисто-рыжие локоны, и прижался к ним щекой. – Твои волосы стали такими длинными…
От Энни исходило благоухание роз. Роскошный водопад медных кудрей на ощупь походил на шелк.
– Ах, Энни, – со вздохом произнес он. – Любить тебя – безнадежно.
Отстранившись, она посмотрела ему в глаза:
– Там, где есть любовь, должна быть и надежда.
Он склонился над ней и поцеловал в лоб:
– Ты знаешь, почему я так говорю, дорогая.
– Ты считаешь, я не обдумала последствия ночи с тобой? – ее рука опустилась на шнуровку корсажа. – Если я не позволю тебе любить меня… я себе этого никогда не прощу.
Шнуровка распустилась, и корсаж упал на пол.
Эван застонал. Зарывшись руками в золото ее волос, он запечатлел на ее губах поцелуй, в который вложил всю силу страсти, уже много лет не отпускающей его. Он понимал, что играет судьбой целой нации, но сейчас хотел об этом думать еще меньше, чем она.
Он отстегнул ее рукава и бросил на пол к корсажу. Туда же последовали и юбки. Теперь Энни стояла перед Эваном в одной сорочке простого покроя, сшитой из белого батиста. Вырез ее украшала вышивка шелковой нитью. Энни выглядела беззащитной и до боли в сердце юной. Сквозь тонкую ткань вырисовывалась маленькая грудь с розовыми упругими сосками. Волосы волнами ниспадали до пояса. Он был рад, что девушка прятала их под головным убором. Ее красота вызывала в нем острое чувство ревности, которое он гасил только мыслью о том, что Энни в сорочке, с рыжим великолепием распущенных волос предназначалась исключительно ему, и никому другому. Он взял ее за руку, словно приглашая на танец:
– Давай поднимемся наверх.
Щеки девушки вспыхнули. Она молча кивнула и первая пошла по лестнице. Держа в руке бокал с вином, Эван последовал за ней. В комнате их ждала небольшая, но уютная, накрытая толстыми одеялами постель, расстеленная на тюфяке. Сквозь щели в полу мерцало пламя камина. Крыша была низкой, и им пришлось опуститься на колени. В тесноте помещения Эван тихо выругался.
– В чем дело? – спросила она.
– Да этот дом! Такое должно происходить в элегантном будуаре или спальне огромного замка. Ты создана не для того, чтобы тебя любили на чердаке, – сказал он.
– Это не имеет никакого значения, – упрямо прозвучало в ответ.
Эван благодарно поцеловал ее и начал раздеваться. Сбросив камзол, затем сапоги и брюки, он остался в свободной рубахе. Энни в ожидании наблюдала за ним. Его объял трепет. Дрожащей рукой он взялся за тесемку ее сорочки. На груди у девушки па кожаном шнурке висело золотое кольцо.
Эван взял его в руку. В отблеске огня гладкий рубин замерцал. Он прочел слова, выгравированные с обратной стороны, и сердце его едва не остановилось.
– Оно принадлежало королю Генриху VIII?
– Да, он подарил его моей бабке, донне Габриэле, а потом от отца оно перешло ко мне, – Энни забрала кольцо из его рук, и оно снова легло в ложбинку на ее груди. – Не беспокойся, Эван, я никому не показываю его.
Она в ожидании поцелуя закинула лицо, но он отпрянул.
– Боже, Энни! – прошептал Эван. – Ты внучка короля. То, что мы делаем, по закону приравнивается к государственной измене.
– Только если нас уличат в этом. Эван, прошу тебя… – она сбросила сорочку с плеч. Та легким облаком легла у ее ног.
Тело Энни цвета слоновой кости имело изысканные формы. Розовые кораллы сосков от холода ли, или от ожидания – он не знал – напряглись.
Отбросив прочь сомнения и дав наконец волю чувствам, Эван прижал руки к ее груди. Нежное тепло ее тела вызвало прилив мучительного жара в чреслах.
– Мой Бог, Энни, – прошептал он. – Твоя красота смущает меня.