– Но ведь ты думаешь иначе.

– Я просто знаю, что за человек Дрейк, – она поцеловала его руку. – А также знаю того, кто идет вместе с ним.

Он сел и притянул ее к себе.

– Никому не говори об этом, Энни, хотя мне хотелось, чтобы ты знала все.

Девушка рассмеялась:

– За годы, проведенные при дворе, я научилась говорить, не сказав ничего. Я умею контролировать себя.

Это была истинная правда: даже от человека, которого она любила, у нее были секреты. Она знала, что одного ее слова было бы достаточно, чтобы он отошел от Дрейка и остался с ней. Но она знала также, что в нем были голод, нетерпение и страсть, которые могло удовлетворить только глубоководное бурное море. Нет, она никогда не воспользуется любовью, чтобы манипулировать его судьбой.

Еще Энни хотелось поделиться с ним своими тревогами – кто-то шпионит за ней, обыскивает комнату, она постоянно чувствует чей-то пристальный взгляд. Жадные глаза были при дворе повсюду, интригантство процветало. Она подавила страх, проглотив слезы. Рассказать Эвану – значит обречь его на душевные муки. Он будет разрываться между преданностью ей и долгом перед Уэльсом. Энни знала настоящую цель экспедиции – пройти по Магелланову проливу из одного океана в другой. А это было нелегко. На это могли отважиться немногие. Эвану понадобятся все силы и полная сосредоточенность, потому она не станет отягощать его сердце своими проблемами.

– Как долго тебя не будет? – спросила Энни.

– Магеллану потребовалось три года. Не буду хвастать, что мы сможем сделать это быстрее.

Сердце ее от горечи сжалось.

– Я буду ждать тебя, Эван.

Ее наивная вера глубоко тронула его душу. Шансы на возвращение были ничтожны, но ему не хотелось пугать ее. Если удача будет благосклонна к нему, он разбогатеет и станет достойным ее. Поэтому сейчас он не мог дать ей никакого обещания, кроме одного.

– Я вернусь, – сказал он.

И Эван мысленно обратился к Богу, чтобы тот не дал ему нарушить это обещание.

– Ваше Величество, – сказал граф Эссекс, прихорашиваясь, как призовой петух на ярмарке. – По моим расчетам, они подойдут к проливу через неделю. Скоро весь мир узнает, что вы сделали Англию владычицей морей.

С места у окна в Присутственной Палате Энни бросила на Эссекса мрачный взгляд. У него был рот размером с его подбитую ватой широкую грудь, и значение понятия «осторожность» ему было неведомо.

Все же с годами у королевы выработалась терпимость к смазливым мужчинам, расточавшим ей комплименты.

Она одарила его улыбкой, которую еще можно было назвать ослепительной.

– Вы желаете им успеха, не так ли, мой друг? – улыбнулась королева.

Эссекс в глубоком поклоне взмахнул шляпой с пером:

– Ну конечно же! Как может быть иначе? Дорогая мадам, я всегда и впредь буду вас поддерживать во всех ваших начинаниях.

Но Энни видела его насквозь. Он завидует Дрейку и ревнует к нему королеву.

– Вся Англия молится за их успех, – продолжал Эссекс. – Если им удастся…

– Милорд, – вмешался Кристофер Хэттон, – будьте осторожны, к нам приближается новый посол Испании.

Хэттон нравился Энни. У него были проницательный ум, непритворная преданность королеве, а также полная уверенность в успехе предприятия Дрейка и Эвана. С обычным мастерством он увел Эссекса от Елизаветы. Через секунду рядом с мажордомом королевы появился герольд посла.

Девушка застыла. Мажордом заговорил, но кроме глухих ударов собственного сердца, Энни ничего не слышала. Ее взгляд был прикован к худой темноволосой фигуре посла, склонившегося к руке королевы.

– Помоги мне, Господи, – прошептала она, прячась за портьеру. Послом оказался дон Яго Ороцо – человек, виновный в смерти ее отца и бывший когда-то секретарем наместника короля в Новой Испании.

Но было слишком поздно. Когда Ороцо сошел с помоста, чтобы поприветствовать двор, среди присутствующих он заметил девушку. По его коварной улыбке Энни поняла – он ее узнал.

Порт Святого Юлиана, июль 1578 года.

– Так умирают предатели! – воскликнул Дрейк, обращая слова к небу с клубящимися серебристыми облаками.

Моряки с ужасом смотрели на бьющееся в предсмертных судорогах обезглавленное тело на каменистой земле. Кровь била фонтаном, и они отошли подальше, чтобы она не могла попасть на них. Палач отбросил в сторону окровавленный топор и согнулся, сотрясаясь от рвотных конвульсий.

Порывистый ветер трепал волосы Эвана. От холода замерзли уши, но он все еще держал шляпу прижатой к груди. Взгляд его был прикован к голове Томаса Даути. Он не чувствовал ни раскаяния, ни угрызений совести. Гордый и самовлюбленный Даути предал их. Еще до того, как корабли отплыли из Плимута, он, нарушив наказ королевы, рассказал лорду Бергли о том, куда они направляются.

Если бы Томас на этом остановился, Дрейк пощадил бы его. Но Даути украл опечатанные драгоценности, захваченные на португальском судне. Вскоре он провозгласил себя адмиралом, но хуже всего было то, что он вселял в души моряков сомнения и побуждал их к бунту против Дрейка. А это чревато тем, что все они могли погибнуть в пути. Лицо Фрэнсиса хранило страдальческое выражение, а глаза от пронизывающего ветра слезились.

– Правильно ли я поступил? – спросил он дрожащим голосом.

Эван знал, что сердце друга разрывают сомнения.

– Ты жестокий человек, Фрэнсис, – сказал он. – И безжалостный. Но только к врагам, – он обвел глазами команду, стоящую неровной шеренгой вдоль берега. – Среди нас нет ни одного моряка, который назвал бы тебя убийцей.

Дрейк посмотрел на человека, стоящего перед неподвижным телом на коленях.

– Но с нами еще брат Даути.

– Фрэнсис! Суд, объявивший Тома предателем, был единодушен. Вспомни, что говорила королева: лорд-казначей Бергли должен последним узнать, куда вы отправляетесь.

– «Если кто-то выдаст тайну, ему должно отрубить голову», – добавил Дрейк, слово в слово цитируя приказ королевы.

– Томас Даути не дал тебе иного шанса, – сказал Эван. – Здесь, в этой чужой стране, окруженные туземцами, мы вынуждены есть жуткое мясо пингвинов и странную рыбу. Наши люди гибнут, – Эван бросил взгляд на каменную пирамиду, сооруженную над телами убитых моряков. – А впереди нас ждут неведомые воды. Этих опасностей достаточно, не говоря уже о возможности мятежа.

Дрейк запустил руку в бороду.

– Но если бы я пошел по другому пути? Поместил бы Тома под стражу, например…

– Это не заставило бы его молчать.

– Или отправил бы его назад, в Англию…