В пяти минутах ходьбы по лесной дороге находились деревянный барак с дневным светом, небольшое лагерное и несколько подсобных помещений, а также уютная спальня для офицера генштаба при Йодле, который постоянно жил там. Я очень завидовал тому, что в его комнатушке есть свежий воздух; ему жилось куда лучше, чем мне в бункере. В часе езды по лесной дороге располагалась ставка главнокомандующего сухопутными войсками, примыкавшая к одному лесничеству, где жил он сам.

Оба лагеря были так замаскированы и изолированы от внешнего мира, что вражеская авиация не могла их обнаружить, и их нельзя было выдать. Правда, на железнодорожную станцию Ойзкирхен было совершено два воздушных налета, но они не были нацелены специально на нас.

В первую сводку ОКВ от 10 мая [1940 г.] я вставил фразу. «Верховное главнокомандование действующими на Западе войсками вермахта принял на себя лично фюрер». Пожалуй, целых полчаса мне пришлось побороться с ним за его согласие на публикацию этой формулировки; он заявил, что хочет оставаться анонимным и не желает преуменьшать военной славы своих генералов. Но я не уступал, ибо однажды надо было все-таки сказать, кто же в действительности осуществлял военное руководство и кто был полководцем этой войны. В конце концов Гитлер уступил.

Это и на самом деле было так: Гитлер неоднократно оказывал влияние на постановку задач и на ход операций, знал цели на каждый день и подробности планов осуществления их до самых мелочей. В конце октября [1939 г.] все командующие группами армий и армиями были обязаны поодиночке детально доложить Гитлеру окончательный план начала и ведения операций. Со всеми он говорил о подробностях, порой задавал каверзные вопросы и показывал свою необычайную информированность насчет особенностей местности, естественных преград, в т.ч. на основе тщательного изучения карты. Его критические оценки и советы различного рода доказывали генералам, что он весьма глубоко вникал в суть отдаваемых приказов и отнюдь не был дилетантом. Так, он возмущался поверхностными решениями своего друга Рейхенау, когда тот однажды публично опозорился. В то же время он с похвалой отозвался о детальной отработке и предварительной штабной игре [4-й] армии фон Клюге при прорыве через Арденны.

Наибольший интерес Гитлер проявлял к танковой группе фон Клейста, которой предстояло осуществить его идею прорыва в Арденнах. Он вновь и вновь указывал на то, что выигрыш идеальной местности для танкового сражения — первая и наикрупнейшая задача и ее надо выполнять, не оглядываясь ни налево, ни направо. Тщательная подготовка подвоза горючего, которой занимался Цейтцлер как начальник штаба группы, удостоилась его особой похвалы. Самое большое внимание он уделял задаче [16-й] армии Буша, с которым лично обсуждал все фазы обеспечения южного фланга для прикрытия беспре-пятствсшюго прорыва танковой группы, всем сердцем придавая удачному выполнению этой задачи решающее для исхода войны значение.

Итак, не преуменьшая выдающейся работы генерального штаба сухопутных войск, следует подчеркнуть, что Гитлер оказывал свое личное влияние как полководец. Поэтому, на мой взгляд, надо перед лицом всего немецкого народа признать, что он сам осуществлял военное руководство и нес за него ответственность, ибо это было именно так.

За всю Западную кампанию, длившуюся 43 дня (10 мая — 22 июня 1940 г.), Гитлер только четыре или пять раз вылетал в районы боевых действий для встреч с фронтовыми командующими. Летать через театр военных действий при хорошей погоде, а также ввиду обстановки на фронте, на транспортном самолете было бы делом рискованным. Тем чаще он встречался с главнокомандующим сухопутными войсками для чисто оперативных совещаний, которые протекали, однако, без открытой конфронтации и вполне мирно. Ведь Гитлер имел все основания признавать заслуги командования в осуществлении своих главных желаний, хотя, к сожалению, и редко высказывал это.

Мне приходилось еще чаще (особенно в первой фазе, до июня) отправляться в путь-дорогу на моем бравом «Ю-52». В большинстве случаев мы летели на небольшой высоте, а потому вражеские бомбардировщики и истребители были для нас менее опасны.

Первое утро в «Скалистом гнезде» прошло в крайнем возбуждении... Всех нас волновал один вопрос: удалась ли тактическая внезапность или же нет? Сам Гитлер лихорадочно дожидался донесений о своей особой операции против сильного и современного бельгийского заградительного форта Эбен-Эмаль, который предназначалось захватить мгновенной комбинированной наземной и воздушно-десантной атакой (с применением грузовых планеров). Гитлер лично вместе с участвующими в операции командирами воздушно-десантных и саперных батальонов до мельчайших деталей проработал ее на макете.

Я упоминаю об этом только для того, чтобы показать, как фюрер с его ни с чем не сравнимым даром предвидения вникал во все подробности практической реализации собственных идей и всегда смотрел в корень, когда что-либо предпринимал. Мне приходилось снова и снова констатировать это во всех областях моей служебной сферы. Таким образом, и высшие командиры, и мы, в ОКБ, были вынуждены пользоваться этим основательным методом работы. Фюрер без устали задавал вопросы, делал замечания и давал указания, стремясь ухватить самую суть, до тех пор, пока его неописуемая фантазия все еще видела какие-то пробелы. По всему этому можно представить себе, отчего мы зачастую целыми часами докладывали ему и обсуждали различные дела. Это являлось следствием его метода работы, который так сильно отличался от наших традиционных военных навыков, приучивших нас передавать решение о проведении в жизнь отданных приказов самим нижестоящим органам и штабам. Хотел я или нет, мне приходилось приспосабливаться к его системе.

В нашем небольшом бараке Гитлер ежедневно появлялся около полудня и к вечеру для ознакомления с боевой обстановкой. Докладывать о ней было обязанностью Йодля. Кроме Западного фронта О КВ имело еще и тяжелый, крайне угрожаемый театр военных действий в Норвегии, который доставлял нам много забот, пока англичане и французы не отказались от мысли вновь захватить се.

В принципе я находился в пути каждый второй день, чаще всего в полосе группы армий Рундпггедта «Север», которая проводила решающую операцию фюрера — прорыв с поворотом на север. Начальником ее штаба стал в конечном счете генерал фон Зоденпггерн, мой сослуживец по войсковому управлению в 1926—1933 гг., с которым меня связывала старая дружба. С ним я мог совершенно откровенно говорить обо всем, в том числе и об особых пожеланиях фюрера, не боясь, что он сообщит ОКХ (Гальдеру) о «вторжениях» высшего командования. Это опять бы привело к раздражению генштаба в мой адрес.

Точно так же и умный генерал фон Рундштедт уже тогда узнал все трудности моего положения и моей должности и с пониманием отнесся к воспринимаемым мною с тактичной сдержанностью «инициативам», исходившим, однако, не от меня, а от самого Гитлера. Посещения его штаба, которые в те решающие дни, благодаря успешному прорыву, являлись ежедневными, постоянно проходили в атмосфере максимального взаимопонимания. Я заблаговременно забирал для Гитлера карты с нанесенными на них самыми последними данными.

Единственное столкновение между Вгглером и мною вызвало опубликованное по инициативе кронпринца и обошедшее всю мировую прессу сообщение о героической смерти его сына321 и перевозке тела принца в Потсдам. Гитлер запретил использование на фронте отпрысков бывших царствующих династий; он не желал, чтобы княжеские дома приносили кровавые жертвы. Я этого не понимал и отстаивал точку зрения, что во время войны — это долг каждого немца, а потому нельзя отказывать принцам в этом праве, иначе они становятся как бы людьми второго сорта, не имеющими того права, которым пользуется любой немецкий рабочий или простой крестьянский парень. Но воля Гитлера была иной. Несмотря на это, я настаивал на своем: принцев из прежде правивших династий надо срочно вернуть на фронт.