Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я изменила Вулфу Китону, своему мужу.
Конец.
Вулф
Кристен: Все это время она трахалась с ним.
Кристен: К твоему сведению, сейчас они в отеле «Бафало Гроув». Будет лучше, если ты заставишь ее принять душ перед тем, как она ляжет с тобой в постель.
Кристен: Надеюсь, сенатор Китон, вы понимаете, как это будет выглядеть в новостях. Вы официально стали посмешищем штата.
Я читал сообщения Кристен до тех пор, пока глаза не налились кровью. Текст сопровождался снимками. Или, точнее, доказательствами. Доказательствами, которые я вряд ли мог пропустить, поскольку «Твиттер» и «Инстаграм» лопались от тех же снимков, только с разных ракурсов, на которых моя супруга, миссис Франческа Китон, целовалась под дождем со своим бывшим возлюбленным и однокурсником Анджело Бандини. Фотографии напоминали сраную сцену из «Дневника памяти». То, как он ее обнимал. Как она прильнула к нему. Как целовала в ответ. Горячо.
Даже если бы хотел, я не мог оторвать от них глаз. И, честно говоря, не хотел.
Вот, идиот, что получаешь, когда доверяешь другому человеческому существу.
И, более того, Росси.
Я оставил без внимания сообщения Кристен, прекрасно зная, что она оказалась возле колледжа не случайно. Она хотела, чтобы я увидел эти снимки. Хотела, чтобы я узнал об интрижке Франчески и Анджело. Он всегда был третьим лишним в нашем браке. Занозой у меня в боку. А теперь, наконец, Франческа сделала решающий выбор.
Она поцеловала его на глазах у всего мира.
Она. Выбрала. Его.
Нужно отдать должное моей юной вспыльчивой жене. Ей почти удалось меня обезоружить. Виной ее сладкая киска и острый язычок. Самое беспощадное сочетание, что я встречал в жизни, но это еще и нужный призыв к действию.
Я вышел из магазина и направился к машине, собираясь ехать домой, так как отдал жене своего водителя. Я слишком многое отдал своей жене.
И тут я вспомнил. Куда запропастился чертов Смити?
– Привет. Здравствуйте. Привет, – поздоровался Смити, когда я позвонил ему, садясь в машину. Агенты безопасности шли рядом. Протокол запрещал им вести машину за меня. Какая жалость. Потому что я готов был скинуть всех нас с моста Мичиган-Авеню.
– Где ты, к черту, шлялся сегодня днем? – потребовал я объяснений. Судя по его ответу, Смити уже увидел снимки в «Твиттере». Господи боже, а кто их, черт возьми, не видел?
– Она сказала, что вы ее заберете. Что вы не летите сегодня в Спрингфилд. А я утром не видел вашу машину в гараже, поэтому подумал, что она говорит правду.
Так и было. Сегодня я был на двух встречах в центре города. И, как это ни странно, я хотел устроить сюрприз Франческе, приехав в ее колледж, но опоздал, потому что вторая встреча немного отложилась. А во время первой я приобретал рояль Yamaha C-7 для своей несчастной жены. Это должно было стать сюрпризом. Безусловно, в этом раунде моя очаровательная женушка меня сделала.
В руке завибрировал телефон, и на секунду я подумал, что звонит Франческа, чтобы убедить меня в своей невиновности, и посмотрел на экран. Нет. Это был Престон Бишоп, жаждущий крови.
Проклятье, Франческа.
Я перевел звонок на голосовую почту, как и дюжину других звонков от Бишопа, Уайта и Артура Росси, которые, без сомнений, рвались поделиться своими мыслями о сложившейся ситуации. Меня унизили, как в самых страшных кошмарах, и это после того, как я поклялся больше никогда не оказываться в подобном положении. Не после того, как вставал на колени перед Росси.
Единственным человеком, кроме моей жены-обманщицы, который не пытался до меня дозвониться, была Стерлинг. Она не заводила страницы в социальных сетях и не догадывалась о том, что натворила ее «дорогая девочка».
Добравшись домой, я велел Стерлинг ехать в ближайший отель и дал ей десять минут, чтобы собрать вещи, а сам тем временем вызвал ей «Убер». Я не хотел, чтобы она стала свидетельницей моего противостояния с Франческой. Лучше ей не видеть мою неприглядную сторону.
– Надолго? – усмехнулась Стерлинг, швыряя в лежащий на ее кровати чемодан платья и чулки. По ее мнению, между мной и женой все до сих пор было превосходно. Она наверняка полагала, что мы собираемся устроить траходром в каждом углу этого дома. Я бросил взгляд на часы.
Года на два или три.
– На пару дней. Я позвоню, когда закончу.
Когда моя законная жена высунет голову из задницы.
– Чудесно! Развлекайтесь, голубки.
– На то и расчет.
Звонить Франческе, пока она была со своим любовником в гостиничном номере, лишнее. И это безумие. Нет. Остаток дня я просидел на кровати жены и проигрывал в памяти прошлый вечер. Месячные. Черта с два. Не было у нее никаких месячных. Она не хотела мой член потому, что, наверное, была слишком занята размышлениями о своей интрижке с приятелем по учебе.
Меня мучили вина и ненависть к себе после той ночи, когда я взял ее здесь, на этой кровати, думая, что она уже раздвигала ноги для Анджело. Однако на самом деле моей единственной ошибкой стала хронология событий. Потому что в первый раз она, возможно, и была девственницей, но этот поцелуй на людях с Анджело?.. Он был таким же настоящим, как наш, если не больше.
Она изменила мне с мужчиной, которого любила с пеленок.
А я – идиот, который женился на ней, несмотря на очевидные доказательства.
Свадьба Бишопа.
Вечеринка по случаю нашей помолвки.
Поцелуй.
Больше никогда.
Через несколько часов после моего возвращения домой я услышал, как внизу открылась дверь. Моя жена всегда снимала туфли и аккуратно ставила их возле входа, а потом шла на кухню за стаканом воды и поднималась на второй этаж. Сегодняшний день не исключение. Кроме одного: поднявшись по лестнице и зайдя в свою спальню, она увидела меня, сидящим на ее кровати и держащим в руке телефон с горящим экраном и демонстрирующим ее поцелуй с Анджело.
Стакан выскользнул из ее рук и упал на пол. Франческа повернулась, собираясь сбежать, и я встал.
– На твоем месте я бы этого не делал, Немезида, – мой голос сочился холодом и опасностью.
Она остановилась на полпути, стоя ко мне спиной. Ее плечи были опущены, но голова высоко задрана.
– Что именно? – спросила она.
– Не поворачивайся ко мне спиной, когда я в таком состоянии.
– И отчего же? Воткнешь мне нож в спину? – Она развернулась на пятках, а ее лазурные глаза блестели от непролитых слез. Она была храброй, но впечатлительной. Я ошибочно принимал ее слезы за слабость, но больше такого не будет. У Франчески была привычка добиваться в жизни, чего она хочет.
Я наклонил голову.