Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Для меня сейчас главное - вытянуть его, Ева. А все остальное решим потом, — он даже не смотрит на меня. Дотрагивается до моего лица. Проводит пальцами по скулам медленно, словно запоминает, слово прощается.
А затем его губы накрывают мои. И я забываю, как дышать. Холод дикий, холод вокруг.
Меня знобит, когда, глотая слезы отчаяния, я наблюдаю за тем, как он покидает мою квартиру.
Всю оставшуюся часть ночи пытаюсь по крохам собрать себя в единое целое. Пытаюсь оправдать Кая. Понимаю, почему он так себя ведет. И в моей ситуации единственный правильный выход – терпеливо ждать. Ждать хороших новостей о Егоре, ждать возвращения Кая.
***
Снова поднимаюсь с постели в районе пяти утра. К душевной боли примешивается боль физическая. Тянущая, изматывающая своим постоянством. Женские дни, начались раньше времени. Наверняка, из-за нервного срыва сбой в организме.
Выпив несколько таблеток «нурофена», привожу себя в порядок. Но несмотря на слой косметики, все равно на мертвеца похожу.
***
Едва переступаю порог отдела, сердце перестает биться от испуга.
Нина стоит в дверях приемной, вся в слезах. Смотрит на меня, словно не видит.
— Что с ним?! – залетаю пулей в кабинет и едва ли не набрасываюсь на нее. Нина всхлипывает и пытается выдавить из себя предложение. Но получается что-то нечленораздельное. Прихожу в настоящую ярость. Схватив за плечи, немного трясу.
— Что с ним?!
Внезапно за спиной слышится звук открывающейся двери. Из кабинета Колесникова вылетает Кай. Скользнув по нам взглядом, словно не узнав никого, срывается к выходу.
— Нина, он жив???? – перевожу взгляд на подругу.
— Жив, — всхлипывает она.
А я оседаю на пол, абсолютно опустошенная.
— Ему плохо стало, — произносит она сквозь новую волну рыданий. — Печень практически отказала. Нужно постоянное переливание крови. Кай бросил клич по службе. Все, кто может, должны приехать сегодня в центр сдачи крови, пополнить банк для Егора.
Она говорит что-то еще, а у меня в голове один шум. Отказала печень. Мать вашу, какого черта происходит? Нет, это все неправда. Он просто не может умереть.
— Ему конец, Ева.
Ее слова словно пощечина. Я выпрямляюсь во весь рост, отряхивая одежду. Сейчас во мне полнейшая тишина. Я знаю, что должна делать.
— Куда ехать кровь сдавать нужно?
Она поднимает на меня ошарашенный взгляд.
— Кирилл должен объявить на планерке. Ева, дела действительно плохи, я такого злого Кая никогда еще не видела.
— Злой, значит, не потерял надежду. Значит, есть еще шанс. Это хорошо.
В кабинете все подскакивают с мест при моем появлении.
— Ева, что случилось? – спрашивает Жорик, настороженно глядя на меня.
— Ребят, шефу кровь нужна. Вы поедете сдавать?
— Конечно, — отвечают хором, переглядываясь.
***
На планерке Колесников словно издевается. Держит нас около часа, загружая сущими пустяками. О шефе ни слова. Словно вопрос его спасения – нечто совершенно несрочное.
— А, забыл самое главное, — произносит лениво в самом конце совещания. — Поступила информация, что состояние Егора Анатольевича сегодня утром резко ухудшилось, — медленно потирает подбородок и вальяжно откидывается на спинке кресла. Сука.
— Ему необходимо постоянное переливание крови. Все, кто изъявит желание, после планерки, можете съездить в центр переливания крови. Но к обеду все должны быть на месте. У нас много работы, расслабляться некогда.
Ребята слово подорванные вскакивают с мест.
— Ева Сергеевна, — останавливает меня в дверях.
— Вы, как я полагаю, собираетесь ехать?
— Да.
— У вас долгов море. Я бы на вашем месте не стал тратить половину рабочего дня коту по хвост, если бы хоть немного ценил свою должность.
Я вижу в глубине его холодных глаз животное удовольствие от всей ситуации. От знания того, что Егор практически списан со счетов. Эта мысль поражает настолько, что я даже слова выдавить не могу.
— Кирилл Александрович, я молю Бога каждый день, чтобы Егор Анатольевич поскорее выздоровел. Он поправится очень быстро. Вернется к нам и все, наконец, встанет на свои места, — не знаю, откуда беру в себе силы на достойный ответ.
Развернувшись, спешу поскорее покинуть его кабинет. Кажется, что в нем даже воздух омерзительно мерзкий и затхлый.
Глава 33
В машине нас пятеро. Нина, Вероника, Жорик, Илья и водитель.
Половину пути до центра мы едем в полном молчании. Я устало прикрываю глаза, облокотившись лбом о прохладное стекло автомобиля. Таблетки перестают действовать, боль снова возвращается. Хочется согнуться пополам и скулить в голос.
— Нет, вы слышали этого урода на планерке? Словно уже похоронил шефа, — вырывает из мыслей злое шипение Нины.
— Вы в курсе, что за эти две недели, пока шефа нет, он тачку поменял и ремонт в доме затеял? — говорит Вероника.
— Так это его «Икс шестой»? – удивленно восклицает сидящий на переднем сиденье Илья.
— А чей еще, — хмыкает Нина.
— Урод.
Подъехав к центру, мы входим в здание. Возле регистратуры огромная очередь. Ребята берут на себя вопросы оформления документов, а мы с девочками присаживаемся на свободные кресла в углу помещения. Чувствую легкое головокружение и обессилено кладу голову на плечо Нины. Уставшим взглядом прохожусь по всему вестибюлю. С удивлением замечаю огромное количество парней в военной форме.
— Странно, столько солдатиков, — озвучиваю свои мысли вслух.
— Это Кай договорился с деканом военного института, курсантов привели кров сдавать для Егора, — вместо Нины отвечает Вероника.
Перевожу на нее взгляд и с удивлением для себя отмечаю, что впервые за все время нашего знакомства мы нормально общаемся. Сердце сжимается от того, насколько все сплотились в отделе ради Егора. Горе объединяет.
Спустя пятнадцать минут ребята подходят к нам с готовыми документами и говорят о том, что для начала нам необходимо попасть на осмотр к терапевту.
Под следующим кабинетом мы проводим еще полчаса. Очереди просто километровые.
— Жорик, а чего Настюха твоя не поехала с нами? – спрашивает Илья друга, подпирающего стенку коридора.
— Да нельзя ей, — отмахивается он, потупив взгляд.
— Беременная, что ли? – тут же догадывается остроумная Нина.
Жорик молчит. Хмурится.
— Поздравляю, брат, — хлопает его по плечу Илья.
— Спасибо, — улыбается Жорик, поднимая глаза на друга.
— Только вы это, ребят.