– На, угощайся, – Морхольд положил на лыжи три кусочка, не забыв дать с полосой мяса в половину самого куска. – Ешь на здоровье.

Запивать сальцо ледяной водой, конечно, не комильфо. Но хорошо, что вода вообще есть.

Отряхивать рукава, брючины и унты ему уже надоело. Смысла не было совершенно. Налипшая корка только чуть отслаивалась, не больше. И сейчас, сидя на снегу, Морхольд порадовался тому, что переобулся. Останься он в сапогах, пальцы уже сводило бы ноющей тяжелой болью. Это точно, это знакомо, с самого детства. Только за одно это зима не нравилась. Раз отморозил, так на всю жизнь. Как и левое ухо, однажды превратившееся в такой вывернутый малиновый капустный лист. Вот его-то уже сильно покалывало, отзываясь на морозец, навалившийся потихоньку и серьезно.

– Прыгай назад, – он подхватил Жуть и запихнул ее, недовольно скрипящую, в тепло, – хватит, отдохнули.

Морозец? А это хорошо. Снег закончится. Даже если ребятишки с волком и догонят, он их хотя бы рассмотрит. А коли рассмотрит, то и бой даст. Все лучше, чем остаться в белом киселе, закручивающем и не отпускающем. Морхольд зашагал куда бодрее, надеясь выйти к какому-то жилью. Или его остаткам. Просто к крыше над головой… да, под крышу бы, стало бы легче.

Снег начал утихомириваться через несколько минут. Холод наползал все ощутимее, падал сверху тяжеленной махиной, заставив двигаться быстрее.

Хуже всего приходилось с одеждой и лицом. Промокшая ткань начала твердеть буквально на глазах. Морхольд бежал, видя просветы в хороводе вокруг, надеясь отыскать хотя бы какое-то укрытие, чтобы переодеться. И, если повезет, развести костер. Если окажется, что его след потеряли. На это он надеялся больше всего.

Но сбрасывать маскхалат пришлось посреди степи. Когда снег совсем успокоился, совершенно негаданно тучи раздернуло в стороны и на небо, переливаясь перламутром, выкатилась луна, ждать чуда уже не стоило. Насколько хватало взгляда – курганы, степь и снег. И все. Никаких развалин, больших сугробов, прячущих под собой брошенный транспорт, ничего.

Халат, жесткий, негнущийся, Морхольд как смог свернул и приторочил к рюкзаку. Шарф пришлось упаковывать внутрь. Вязаная шапочка-маска пришлась кстати. Он посильнее затянул капюшон, повертел головой вокруг, стараясь высмотреть на снежном покрывале несущиеся за ним черные точки. На какой-то краткий миг показалось что вон, вон, там, кто-то есть. Но, приглядевшись, понял ошибку. Да, пусть и пока, но след потеряли. Вот только на сколько?

Верить в удачу, заставившую ребят с шестами, украшенными черепами, не выходило. Хоть ты тресни, но никак не получалось. Опыт подсказывал – жди их в гости. Не сейчас, позже, но жди. Со следа они просто так не сойдут. Готовься.

Луна светила мертвой серебристой зеленью. Снег искрился, переливаясь в ее лучах. Наверное, лет двадцать назад Морхольд бы восхитился такой красотой и даже постоял бы подольше, любуясь. Вот только потом он вернулся бы или в теплый дом, или в нагретый автомобиль. Сейчас возвращаться некуда.

Он поправил снаряжение и покатился вперед, понимая, что теперь можно и пробежаться. И все же найти укрытие на ночь. Сил осталось не так и много. Километра на три, наверное. А потом все, Бобик сдох. И даже, если судить по запаху из-под куртки, начал разлагаться.

Наст прихватило крепко. Лыжи скрипели, порой что-то потрескивало. Катиться стало чуть сложнее. И холод вовсе не думал останавливаться, даже наоборот. Когда Морхольд перестал чувствовать собственный нос, стало ясно, что ляжки стали чужими вообще минут десять назад. Чужими или деревянными, без разницы.

Морхольд, несколько раз еле удержавшись на ногах, выехал на следующий курган. Глянул вперед и оторопел. Он никак не должен был так быстро добраться до цели и даже чуть промахнуться. Но так оно, судя по всему, и вышло. Пусть и заметенная снегом, но перед ним, понизу, лежала черным языком ровная широкая гладь. И пропадала вдали, изгибом уходя с левой стороны за курганы.

Цимлянское водохранилище, больше здесь раскидываться нечему. В таких масштабах и такой величины. Если, конечно, дирижабль не отнесло к Волге. И вот тогда проблем у него становится больше.

Ладно, черт с ним. Стоило выйти к открытой полосе? Непонятно. Если берег ровный, то ехать получится лучше. Тем более, как и на Волге у Самары, вдоль реки запросто можно найти если не домишко рыбаков, так лодку или еще что-нибудь. И залезть внутрь, закрыть щели всеми имеющимися вещами и попробовать согреться. Если рядом будет что разжечь. И наплевать на преследователей. Помереть от холода ему хотелось намного меньше.

Жалко, конечно, что мороз не ударил на неделю раньше. По льду он бы прокатился.

Морхольд осторожно, боком, подступил к спуску. Присмотрелся, стараясь увидеть какую-либо помеху. Сломать себе что-то, катясь вниз кубарем, не хотелось. Но… вроде бы чисто. Хренов спуск, хоть лыжи снимай. И тут он замер, вглядываясь вперед. Черт, придется спускаться. На лыжах и побыстрее.

Хотя теперь это его даже порадовало. Вдоль темного языка, уходящего далеко к горизонту, двигались темные точки и что-то длинное, несколько штук между ними. И никаких огромных волчищ Морхольд не заметил. Только собак, явно тянущих какие-то то ли сани, то ли волокуши.

Он оттолкнулся и полетел вниз. Именно полетел, понимая всю свою ошибку. Ветер, только-только прекративший бить в лицо, радостно откликнулся на его невысказанную просьбу «а если повторить?». Врезало так, что дух вышибло. Несколько раз его многострадальные лыжи отрывались от склона, заставляя сердце ухать в желудок и тут же подпрыгивать назад. Морхольд еле держался, чтобы не заорать. И последней мыслью перед тем, как его подкинуло перед самым берегом, оказалась очень простая идея: а на хрена молчать?! Люди же! Но он не успел.

Морхольд не мог знать о ледяных языках, наросших в десятке метров от воды после бурана. И напоролся именно на такой. Красиво взлететь у него не срослось. Наверняка со стороны смотрелось крайне идиотски. Но зато он ощутил самый настоящий свободный полет. И приземление. Мелькнула луна и звезды, смазываясь в полосы. Его перевернуло. Удар. Темнота. И пропадающее во мгле верещанье чудом не раздавленной Жути. Чернота…

* * *

– Пей!

Морхольд послушался, глотнул. И, попробовав и подумав, глотнул еще. Спирт пошел как по маслу. Обжигая и согревая изнутри. Да, это неправильно, это обман, но Морхольд сейчас какать хотел на ложные ощущения от употребления алкоголя на холоде. Спирт просто подарил ему жизнь. И точка.

Жуть, тут же оказавшаяся рядом, скакнула на грудь, толкнулась своей страшненькой, освещенной рыжими сполохами костра мордочкой ему в лицо.

– Привет, красотка, – Морхольд почесал ей надглазья, – моя хорошая.

– Странноватая тварь, – над ним появилось лицо. Или, скорее, все-таки голова. Голова в теплой маске сноубордиста. Да, точно. Он помнил такие. С белым рисунком в виде черепа. Кроме маски на голове оказался капюшон парки с мехом и опущенные вниз очки.

– Странноватая, говорю, тварь, – хозяин маски протянул руку, – садись.