Британские историки Крис Кук и Алан Шкед назовут падение Тэтчер «самым безжалостным актом политической неблагодарности в истории современной Британии».[598] Член кабинета Маргарет Тэтчер Николас Райдли увидит в этом пример «средневековой дикости и свирепости».[599] А журналист Мэтью Пэрри сравнит тори с «диким племенем, убившим и съевшим свою мать».[600]

Да, политический язык давно не знал такой образности. Что же произошло на самом деле?

Все началось с отставки министра иностранных дел Джеффри Хоува в июле 1989 года. Бывший министр финансов в первом правительстве Тэтчер, Хоув был одним из наиболее длительных и влиятельных сторонников «железной леди». В июле 1989 года Тэтчер лишила его поста главы Форин-офиса, назначив своим заместителем. Он занял место ушедшего в отставку в 1988 году по состоянию здоровья Уильяма Уайтлоу.

– Что-то случилось с Джеффри, – комментировала Маргарет свое решение. – Его огромная трудоспособность осталась прежней, но что-то произошло с его целеустремленностью и способностью к анализу. Я не думаю, что отныне он был способен выполнять функции руководителя.[601]

Несмотря на всю свою кажущуюся важность, должность заместителя премьер-министра является по большей части буферной: влияние зама сильно зависит от его отношений со своим боссом. Учитывая, что между Тэтчер и Хоувом последнее время все чаще проскальзывали неприязнь и недоверие, перестановка главы Форин-офиса больше напоминала ссылку, чем повышение.

– Именно это и ранит Джеффри больше всего, – замечает Ян Гоув. – Подобное перемещение очень некрасиво. Мне кажется, назначение его на пост заместителя Маргарет – очень плохое предзнаменование для их дальнейшей совместной деятельности. Смотря в будущее, я не могу не предчувствовать беду.[602]

Гоув оказался прав, хотя, как таковое, смещение Хоува не выглядело чем-то необычным. Он давно расходился с Мэгги по вопросу вступления Великобритании в Европейское экономическое сообщество.

– Хочу обратить ваше внимание на особую важность того принципиального момента, что Британия должна занять ведущее место в локомотиве по имени Европа, а не плестись в обозе, – утверждал Хоув.

Тэтчер была непримирима:

– Величайшая глупость – садиться в поезд, совершенно не зная его направления. Люди, согласившиеся на подобный рейс, заслуживают того, чтобы двигаться рывками.[603]

Политические разногласия были не единственным, что разделяло Тэтчер и ее министра. Маргарет считала Джеффри слишком медлительным и нерешительным, совершенно не соответствующим ее стилю управления. Не зря некоторые депутаты прозвали его Могадон – в честь популярного успокоительного средства.

В конце 1980-х годов отношение Тэтчер к Хоуву стало ухудшаться, постепенно эволюционировав от обычного неприятия к презрению. Экс-министр высшего образования Джордж Уолден следующим образом описывает одно из заседаний на Даунинг-стрит:

– Я даже не знаю, что меня поразило больше – как Мэгги третировала Хоува или как он покорно сносил ее нападки. Разговоры шли о Европе и каких-то экономических вопросах. Малейшее отклонение от жесткой тэтчеровской линии – и бедняга Джеффри попадал под удар. На него обрушивались не просто резкие аргументы или колкие замечание. Это были личные оскорбления![604]

Джеффри стал не единственным, кто испытал на себе гнев «железной леди». В июле 1989 года Мэгги вновь принялась тасовать министров, словно колоду карт. Из двадцати двух членов кабинета перестановки и увольнения коснулись тринадцати! На следующий день после отставки Хоува «The Times» опубликовала фотографию кабинета министров Маргарет Тэтчер образца 1979 года.

– Великолепная фотография, – заметит депутат от Честера Гэилс Врандрет, просматривая знаменитую газету. – Спустя одиннадцать лет не осталось никого, она съела их всех.[605]

Место Хоува в министерстве иностранных дел занял 46-летний Джон Мейджор. До своего назначения в Форин-офис он два года проработал помощником министра финансов и запомнился сослуживцам как способный и исполнительный человек. И хотя по своему опыту в большой политике Мейджор уступал некоторым членам консервативной партии, для Маргарет он был идеальной кандидатурой. Отныне у Тэтчер появилось еще больше свободы действий во внешнеполитической сфере.

Через три месяца, в октябре 1989 года, кабинет вновь содрогнулся от кадрового «землетрясения». В отставку подал министр финансов Найджел Лоусон, занимавший этот пост больше шести лет. Отныне в кабинете министров не осталось ни одного политикатяжеловеса, способного оказать хоть какую-то оппозицию дочери Альфреда Робертса.

– Не собираетесь ли вы изменить свой стиль руководства в связи с уходом мистера Лоусона? – интересовались журналисты.

– Конечно же нет! – немного хвастливо, немного заносчиво отвечала «железная леди». – Я ведь не могу изменить Маргарет Тэтчер.[606]

Уже никто не удивился, когда на пост министра финансов – один из самых важных в политической иерархии Соединенного Королевства – был назначен все тот же Джон Мейджор, успевший всего три месяца и два дня побыть на своем первом министерском посту в Форин-офисе.

Отныне Тэтчер стала не просто «первой среди равных», она превратилась в «первую над равными». Единственное, что ускользнуло от ее внимания, – это предупреждающий афоризм, брошенный более ста лет назад ее предшественником Бенджамином Дизраэли: «Темнее всего в предрассветный час».

– Воздух пропитан запахом развала, – делился своими впечатлениями Питер Дженкинс.[607]

За зенитом всегда следует закат. В случае с Маргарет он произойдет стремительно и безжалостно.

– Знаете, есть такие схемы в парижском метро: нажимаешь на кнопку, и загорающиеся лампочки показывают переключение с пути А на путь Б, – комментирует ситуацию один из «пострадавших» от Маргарет Тэтчер, Джон Биффин. – Так вот, в ноябре 1990 года произошло то же самое. Кто-то нажал кнопку, и загорелся новый путь.[608]