— Зайдешь? — сказала она, нервно покусывая губы. Он последовал за ней в гостиную и сел на кресло рядом с ней. Через минуту, просто потому, что он был здесь, живой и дружелюбный, она уже плакала у него на плече.

— Ну, ну! — приговаривал он, приобняв ее и по-идиотски похлопывая по плечу. — Ну же, ну! Ну!

Он был достаточно умен для того, чтобы впоследствии не придавать всему этому никакого особенного значения. Просто сказалось нечеловеческое напряжение последних дней; она была переполнена чувствами, горем и одиночеством; с таким же успехом она могла бы расплакаться на любом другом первом попавшемся плече. Хотя между ними и проскользнуло чисто животное напряжение, это произошло бы, даже если бы он был столетним старичком. Через минуту она выпрямилась и села ровно.

— Прости меня, — отрывисто проговорила она. — Просто этот дом кажется мне сегодня таким мра-ачным!

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Янси.

— Я не… Я не… Очень… Замочила твой пиджак?

После того, как напряжение спало, они оба истерически расхохотались, и смех на мгновение опять вернул ей подобающее чувство достоинства.

— Даже не знаю, почему я выбрала именно тебя, чтобы разреветься, — вновь всхлипнула она. — Я вовсе не бросаюсь на всех, кто приходит в дом!

— Я приму это в качестве… В качестве комплимента! — трезво оценив ее слова, ответил он. — Могу себе представить, каково тебе сейчас!

Затем, после паузы, он спросил:

— Какие у тебя теперь планы?

Она покачала головой.

— По-почти никаких, — пробормотала она между всхлипами. — Я хо-хотела уехать и немного пожить у своей тетки, в Чикаго.

— Должно быть, это будет самое лучшее — да, так будет лучше всего!

Затем, так как он не мог придумать, что еще можно сказать в такой ситуации, он повторил:

— Да, так будет лучше всего.

— А что ты делаешь здесь… Здесь, в городе? — спросила она, судорожно вздыхая и вытирая глаза платком.

— О, я же в гостях — в гостях у Роджерсов. Решил немного задержаться.

— Ездил на охоту?

— Нет, просто жил.

Он не стал говорить ей, что остался в городе из-за нее. Она могла счесть это навязчивостью.

— Понятно, — сказала она, ничего не поняв.

— Я хотел бы знать, Янси, не могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Может быть, надо что-нибудь купить в городе, или что-нибудь кому-нибудь передать — пожалуйста, скажи мне! Может, ты хочешь прямо сейчас бросить все и поехать куда-нибудь покататься? Или же я мог бы покатать тебя вечером, и тогда никто не увидит тебя на улице.

Он резко оборвал последнее слово, словно его неожиданно поразила неделикатность его предложения. Они с ужасом посмотрели друг на друга.

— О, нет, благодарю тебя! — воскликнула она. — Я вовсе не хочу кататься!

К его облегчению, открылась входная дверь и в дом вошла пожилая дама — миссис Орал. Скотт немедленно поднялся и засобирался.

— Ну, если я действительно не могу тебе ничем помочь…

Янси представила его миссис Орал; затем оставила даму у камина и прошла с ним к двери. Неожиданно ей в голову пришла мысль.

— Подожди-ка минутку!

Она взбежала по лестнице и тут же спустилась вниз, держа в руке полоску розовой бумаги.

— Вот о чем я тебя попрошу, — сказала она. — Не мог бы ты взять в «Первом национальном банке» деньги по этому чеку? В любое время, когда тебе будет удобно.

Скотт достал свой бумажник и открыл его.

— Думаю, что деньги ты можешь получить прямо сейчас.

— Но это не срочно!

— Тем не менее.

Он вытащил три стодолларовых банкноты и дал их ей.

— Ты ужасно любезен! — сказала Янси.

— Пустяки. Могу ли я зайти навестить тебя в следующий раз, когда приеду на Запад?

— Ну конечно!

— Спасибо, так и сделаю. А сегодня я уезжаю домой.

Дверь выпустила его в снежный закат, и Янси вернулась к миссис Орал. Миссис Орал зашла, чтобы поговорить о ее дальнейших планах.

— Итак, дитя мое, что вы планируете делать дальше? Нам нужно выработать план. Если вы уже надумали что-либо определенное, давайте обсудим это прямо сейчас!

Янси думала. Выходило так, что в этом мире она была совершенно одна.

— Я до сих пор не получила ответа от тетушки. Сегодня утром я послала ей еще одну телеграмму. Она может быть во Флориде.

— И вы собираетесь туда?

— Думаю, да.

— Дом вам не понадобится?

— Думаю, да.

Миссис Орал, спокойная и практичная, огляделась вокруг. Ей пришло в голову: раз Янси отсюда съедет, может, нанять дом для себя?

— А теперь, — продолжала она, — позвольте вас спросить, знаете ли вы о своем финансовом положении?

— Думаю, что все в порядке, — равнодушно ответила Янси; а затем внезапно чуть не расплакалась: — Хватало на д-двоих; должно х-хватить и на одну!

— Я не это имела в виду, — сказала миссис Орал. — Я хотела спросить, знаете ли вы детали?

— Нет.

— Ну что ж, я так и подумала. И еще я подумала, что вы должны знать все — то есть иметь подробный отчет о том, где ваши деньги и сколько их всего. Поэтому я позвонила мистеру Хэджу, который знал вашего отца, и попросила его зайти сегодня сюда и просмотреть бумаги. Он должен был еще заглянуть в банк и взять там финансовые отчеты по счетам. Думаю, что ваш отец не оставил завещания.

Детали! Детали! Детали!

— Благодарю вас, — сказала Янси. — Я очень вам благодарна.

Миссис Орал энергично кивнула головой раза три-четыре и встала.

— Поскольку Хельму я сегодня отпустила, я, пожалуй, сама приготовлю вам чай. Вы хотите чаю?

— Кажется, да.

— Отлично. Я приготовлю вам прекрасный чай.

Чай! Чай! Чай!

Мистер Хэдж, представитель одного из самых старых шведских семейств города, прибыл в дом Янси к пяти часам. Он, как и подобало, печально, почти похоронно, поприветствовал ее, сказал, что слышал о ее несчастье и сочувствует ей; что он помогал организовывать похороны и сейчас расскажет ей все о ее финансовом положении. Не знает ли она, не оставил ли отец завещание? Нет? Скорее всего, не оставил?

Но завещание было. Он почти сразу же нашел его в столе мистера Боумана — но ему пришлось разбираться с остальными бумагами до одиннадцати вечера, прежде чем он смог сообщить кое-что еще. На следующее утро он прибыл к восьми утра, к десяти съездил в банк, посетил одну брокерскую фирму и вернулся к Янси в полдень. Несмотря на то, что с Томом Боуманом он был знаком несколько лет, он был порядочно удивлен, узнав о состоянии, в котором этот красавец-волокита оставил свои дела.

Он