– Может, и так. Мужчины знают то, что знают. Чувствуют то, что чувствуют. В душе, в тех местах, через которые проходит Наш Господь, они чувствуют то же, что и он. Другие боги бросают ему вызов – вызов серьезный, какого не бросали уже несколько столетий. Если мы сами чувствуем в себе то же, что и Господь, может быть, мы все чувствуем кое-что новое.

– Что же? – спросил Тефе.

– Страх.

– Вот это уже настоящее богохульство, – сказал Тефе, помолчав.

Шелли улыбнулась:

– Смысл жизни воробьихи в утешении верующих, – по крайней мере, так говорится в скрижалях. Если эти мои слова служат вам утешением, тогда Наш Господь может меня простить.

– Твои слова служат мне чем угодно, только не утешением, – заметил Тефе.

Шелли поднялась с кресла, позволив поясу распуститься, – под халатиком взгляду открылась изумительно гладкая кожа. Воробьиха склонилась к Тефе.

– Я этому не верю, – сказала Шелли. – Вы – капитан. И вы – тот, кто вы есть. Если что-то воздействует на команду, вы не успокоитесь, пока не найдете причину. Пока не поймете, в чем дело. Если мои слова вас утешить не могут, вы найдете утешение в знании. Меня это вполне устроит.

Шелли склонилась над Тефе. Халатик распахнулся, тонкая серебряная цепочка с железным Талантом раскачивалась между небольшими сосками идеальной формы. Тефе нестерпимо хотелось взять один из них в рот, что он и сделал. Шелли застонала и опустила капитану руку на затылок, прижимая к себе. Тефе еще плотнее обхватил сосок губами и принялся легонько его покусывать.

Тефе страстно возжелал Шелли с первой встречи – еще на «Святом», где служил первым помощником. Прежде всего ему понравились слова, которые Шелли произносила теплым негромким голосом. Голосом, столь не соответствующим дистанции и протоколу Высокой речи, которую продвигала Боевая Епархия. Понравился ее говор, который юный Тефе освоил далеко не сразу, но от которого потом уже не смог отказаться. Слова Шелли, неформальные и манящие, срывались с ее губ и находили в Тефе благодарного слушателя. Прочие качества Шелли стали очевидны довольно быстро; нет, не физические – у офицеров была своя воробьиха, – но способность к пониманию, ум и практическое знание корабля и команды. Когда Тефе предложили командовать «Праведником», он потребовал, чтобы Шелли стала старшей воробьихой.

И он, разумеется, приписал ее к офицерам.

Шелли раздела Тефе со свойственной воробьихам эффективностью, уселась на нем, взялась за член и принялась поглаживать. Перед глазами у капитана вновь оказался Талант воробьихи, сейчас он раскачивался из стороны в сторону. Тефе схватил его.

– Я до сих пор не знаю, в чем сила твоего Таланта, – сказал капитан.

– Думаю, знаете, – ответила Шелли, быстрым движением направив член в желанную для обоих цель.

Тефе обхватил Шелли за талию и поднялся на ноги, она засмеялась; воробьиха плотно обхватила его за шею, чтобы он не выскользнул. Развернувшись вместе с Шелли, Тефе толкнул женщину на постель, одновременно входя глубже.

– Знакомое ощущение, – заметила Шелли.

– Молчи, – сказал Тефе, делая второй толчок – на этот раз сильнее.

Руки воробьихи соскользнули с его шеи, обхватили его бедра, умоляя продолжать. Тефе повиновался. Шелли застонала от наслаждения.

Когда они закончили, внимание Тефе вернулось к статуэтке воробья. Он снова взял ее в руки.

– Бросьте, она не так интересна, – сказала Шелли, опершись на его грудь.

– Сама по себе – нет, – согласился Тефе. – Интересно то, от кого она. Мне все еще трудно представить, что интендант Уссе подарил тебе эту безделушку.

– Я подумала, это очень любезно с его стороны, – пожала плечами Шелли. – Со мной он был довольно нежен.

– Похоже, вся его нежность уходила на тебя.

– Нет, – возразила Шелли. – Он и о детях своих говорил с нежностью. И о жене, хотя она его бросила. Он сказал, что всегда от нее этого ждал, и ничуть ее не винил. Трудно быть замужем за мужчиной, который верен только своему кораблю.

– Он и правда был верен, – заметил Тефе. – До самого конца. Пока не покинул его, завернутый в саван.

– Давайте не будем об этом, – попросила Шелли. – Лучше запомню его таким, каким он был.

– Каким он был с тобою, – уточнил Тефе.

– Каким он был, – твердо сказала Шелли. – Не сбрасывайте со счетов ту часть его личности лишь потому, что вы ее не знали. Никто из нас не раскрывается целиком перед одним человеком.

– Что же ты от меня скрываешь? – спросил Тефе.

Шелли улыбнулась и легонько похлопала его по груди.

– Не ваше дело. Очевидно же.

Тефе рассмеялся.

В дверь негромко постучали. Шелли застонала и встала. Надела халатик и ответила на стук, завязывая пояс. Послышался неразборчивый шепот женщины, которую Тефе по голосу опознал как Лэйд.

Шелли обернулась на Тефе.

– Лэйд говорит, у двери в Воробьятник – гавриил.

Тефе нахмурился. Когда Форн послал проверить самочувствие Исты, лейтенант спал мертвецким сном – и должен был проспать еще несколько часов. Капитан быстро оделся и торопливо подошел к двери в Воробьятник. Перед нею в коридоре стоял лейтенант Иста – болезненная серая тень самого себя.

– Лейтенант? – спросил Тефе.

– КАПИТАН ТЕФЕ, – заговорил Иста явно не своим голосом. – ПО ПРИКАЗУ БОЕВОЙ ЕПАРХИИ «ПРАВЕДНИКУ» НАДЛЕЖИТ ЯВИТЬСЯ К ЗОВУ ЕПАРХИИ. КАК МОЖНО СКОРЕЕ. ВАС ЖДУТ НЕМЕДЛЕННО.

Иста закашлялся. Его вырвало, и он рухнул на пол. Шелли выскользнула в коридор, чтобы ему помочь.

– С ним все в порядке, – немного погодя сказала она. – Просто обессилел. Его нужно доставить в лазарет.

– Нет, – сказал Тефе. – Как только Эндсо узнает, что мы выдвигаемся к Зову Епархии, захочет воспользоваться гавриилом еще раз – даже если тот будет при смерти. Пусть он останется здесь, в Воробьятнике. Эндсо и не подумает сюда сунуться, пусть Иста спит столько, сколько нужно. Когда проснется – отправь его ко мне.

С этими словами Тефе пошел на мостик, чтобы прервать подготовку к перелету к Трискеллу и перенаправить корабль к Зову Епархии.

Перенаправить корабль домой.

Капитан Тефе кивнул страже.

– Открыть ворота! – велел он.

Стражники подчинились, и тяжелые железные ворота принимающей корабли крепости с треском разошлись, являя взору город и широкий проспект длиной в милю, соединяющий крепость с тюрьмой для богов. Вдоль проспекта стояли дома, жители которых высовывались из окон и топтались на перекрестках в ожидании парада.

В ожидании, когда Тефе поведет бога у всех на глазах.

К капитану подошел Нил Форн. У него было две сумки, одну из которых он подал Тефе.