– Ваши медяки, капитан.

Тот кивнул и взял сумку. Она была забита монетами, которые во время шествия предстояло бросать в толпы по обочинам магистрали. Одной рукой зрители будут ловить монеты, а другой – с криками швырять в бога мусор и гнилые овощи.

– Помню себя на их месте, – сказал Форн, махнув рукой на запад. – Я был ребенком, жил в шести перекрестках отсюда. Когда ворота открывались, где бы мы ни были и чем бы ни занимались, бросали все на свете и со всех ног мчались сюда. Капитаны и помощники швыряли нам монетки, а мы дрались за них, а потом покупали хлеб на то, что удалось собрать. Когда подросли, стали покупать выпивку.

– Теплые воспоминания? – спросил Тефе.

Старший помощник фыркнул:

– Нет, капитан. Один-единственный медяк часто определял, что я буду сегодня есть – свежий теплый хлеб или заплесневелые ошметки, которые мы наскребали, чтобы кидать в богов. – Форн мотнул головой в сторону домов. – Здесь не то место, где детям хорошо. Не думаю, что половина моих сверстников дожила до того возраста, в котором можно покинуть дом. А из тех, кто дожил, большинство так никуда и не перебралось. Уверен, некоторых мы увидим сегодня там, у дороги. Они будут все так же кричать во славу Господа и надеяться поймать медяк.

– Так швырни им парочку монет, – предложил Тефе. – Вечером за выпивкой они помянут тебя добрым словом.

Форн покачал головой и посмотрел вдаль.

– Буду бросать их детям, – сказал он. – Им нужнее. Кто-то из них еще может отсюда убраться. Как я когда-то.

При этих словах старший помощник кисло улыбнулся капитану и отстранился.

Тефе не стал настаивать на продолжении разговора. Вместо этого обернулся, чтобы взглянуть на бога, надежно запертого в узорной клетке, железные прутья которой были слишком толстыми для побега, но сплетались в достаточно крупные ячейки, чтобы свободно бросать сквозь них гнилые овощи. Клетку охраняла дюжина конвоиров из тюрьмы, одетых в расшитые красным, золотым и черным ливреи. Конвоиры вооружились пиками из железа второй выделки. Пики, хоть и церемониальные, были наточены и сбалансированы – подходили и для нападения, и для воспитания. На коротком пути в тюрьму боги не раз пытались бежать. Случалось и так, что немногочисленные их сторонники пробовали спасти своих повелителей.

Но вот то место, куда предстояло попасть богам или их последователям, было совершенно иным. На внутреннем городе Зова Епархии лежала печать Самого Господа, его окружало узорное кольцо из железа первой выделки. Ни один из богов, ослабленных и лишенных своей изначальной силы, не мог и надеяться на побег. Последователи Господа также не приближались к кольцу, хотя и по совершенно другой причине. Зная, что даже крохотный кусочек железа первой выделки можно сбыть за столько медяков, сколько не увидишь и за год, потенциальные воры знали и то, что кража материала Опечатанного Кольца обрекает на пожирание души. На смерть после смерти.

Тефе содрогнулся при одной мысли об этом и перевел взгляд на самого бога. Сквозь прутья решетки тот смотрел прямо на него.

Между Тефе и богом вклинился священник Эндсо.

– Капитан, мы готовы, – объявил он.

Священник был облачен в превосходные одеяния – зеленые и золотые – и в правой руке держал жезл. Тефе знал, что Эндсо будет вышагивать достаточно близко к клетке, чтобы всем казалось, что именно он поймал бога и контролирует его, – но не настолько близко, чтобы зеваки, целясь в бога, попадали в самого священника.

– Мы готовы, – повторил Эндсо. – Славный денек для парадного марша!

Тефе бросил взгляд на Форна, который сдержанно закатил глаза. Они оба повернулись к проспекту, у обочин которого уже собрались толпы зрителей, глумившиеся над богом и готовые осыпать его проклятиями, когда он будет проезжать мимо. Стражи у ворот кивнули капитану; теперь ворота распахнулись настежь.

Тефе глубоко вдохнул, запустил руку в сумку с медяками и сделал первый шаг вперед – к проспекту и к темнице для богов.

– Как вы себя чувствуете, капитан Тефе? – спросил старший епископ Чок.

Сам Чок и два других епископа сидели за длинным изогнутым столом темного мыльного дерева в конференц-зале разросшейся Епархии, которая занимала чуть ли не весь город, в котором формально располагалась. Перед каждым лежала стопка бумаг. Тефе стоял перед ними.

– Вас, кажется, что-то отвлекает? – добавил епископ.

– Прошу прощения, ваше преосвященство, – извинился Тефе. – Я вспоминал наш парад после прибытия.

– Вот как! Он доставил вам удовольствие, капитан? – спросил Чок.

– Продемонстрировать верным слугам Нашего Господа его силу, перед которой склоняются даже боги, – всегда огромная честь.

Чок хихикнул.

– Очень дипломатично, капитан. Но в этом зале нет нужды в дипломатии.

– Слушаюсь, ваше преосвященство, – ответил Тефе, но и не подумал высказать свои настоящие мысли.

– Мы прочли ваш отчет о событиях, сопутствовавших поражению у Амен-Кура, – произнес другой епископ, в котором Тефе опознал Стея Эро, викария-архивариуса Епархии, отвечающего за разведку. – И дополнительный рапорт об инциденте с богом. Кроме того, вряд ли вас удивит, что мы узнали и другие подробности этих событий – от судового священника и из других источников.

– У вас шпион на борту «Праведника», – констатировал Тефе.

– Вас это обижает, капитан? – спросил Эро.

– Никак нет, ваше преосвященство. Мне нечего скрывать от Боевой Епархии или Епархии в целом. Ваш шпион не скажет вам ничего такого, чего бы я сам не рассказал. А потому он никак не может навредить ни мне, ни моему кораблю.

– Вы и правда честный капитан, – пробормотал Эро, поглаживая свою стопку документов. – Хотя, может быть, и не всегда мудрый. Мы ждали от капитана линейного корабля большего, чем отступление у Амен-Кура. Что вы ответите на это, капитан Тефе?

Тефе держал себя в руках.

– Отвечу, что мы ввязались в бой с тремя кораблями, каждый из которых по силе был равен «Праведнику». Это был ближний бой, а наш бог только-только доставил нас к Амен-Куру и был слишком изнурен, чтобы мы могли избежать нападения или скрыться. По милости Нашего Господа мы сумели уничтожить один из нападавших кораблей, и нанести ущерб второму, в то же время отводя противника от планеты, чтобы дать верным слугам Господа время подготовиться к нападению и вызвать на подмогу другие корабли. Мы покинули окрестности Амен-Кура, лишь когда «Праведник» получил такие повреждения, что не выдержал бы еще одного удара. И даже тогда у нашего бога хватило сил дотянуть нас лишь до внешней планеты системы Амен-Кур. Мы укрылись в ее кольцах, отключили всю электронику и выжидали до тех пор, пока корабль и бог более или менее оправятся для нового полета.

– Все это – лишь оправдание вашей неудачи, – сказал Эро.

– Это – объективный отчет, ваше преосвященство, – возразил Тефе. – Я стою здесь, перед вами, не раскаиваясь в своем выборе, и готов принять за него любое наказание. На мой взгляд, я принял наилучшее решение для моего корабля и для жителей Амен-Кура. Быть может, другой капитан поступил бы иначе – и у него вышло бы лучше. Но я сделал то, что сделал.