— Давай поговорим потом.

— Сейчас!

— Денис! — Соня зажмурилась, кулаки сжала и покачала головой. — Правда, давай потом всё обсудим. Сейчас не лучшее время.

А я уже всё понял: Соня меня банально пожалела. Приехала в больницу, и решила не добивать.

И это чертов новый соблазн, которому так хочется поддаться: позволить нам отложить разговор, сделать вид что мне стало хуже. Соня будет ухаживать за мной, по-настоящему отложит развод, а затем, может, свыкнется. Надавлю на жалость — не будет развода, надавлю еще сильнее — в постель меня пустит, да так, жалея меня, до старости и проживём.

— Я в порядке, — выдавил, изо всех сил контролируя голос, подошел к Соне и поманил её за кухонный стол. — Давай поговорим сейчас.

Молча сели напротив друг друга, Соня опустошена, я разыгрываю спокойствие. Мышцы сокращаются: хочу орать в пустоту, на Соню, на себя, крушить всё вокруг, чтобы руки в кровь… и мысленно делаю это. А лицо спокойное.

— Итак? — поторопил.

— Мы разводимся, да.

Мнимое спокойствие дало трещину. Выдохнул резко сквозь зубы.

— Денис, может…

— Я в норме, — перебил. — Не говорила, потому что жалела?

— Потому что берегла.

— Одно и то же.

— Нет, — вскинула она подбородок, гневно посмотрела на меня. — Это не одно и то же!

Смотрю на жену, она на меня, понимаю — решение её твёрдое, обдуманное. Соня сжилась с ним, приняла. А я не могу и не смогу никогда. Развод? Как? Зачем? Я жизни без неё не представляю: без Сони как без своей женщины, без Сони как без своей семьи.

Я не могу её отпустить.

И всему виной та ночь с Полиной, которую я даже не хотел особо! Выпил, на Соню разозлился, перестав её понимать — расстались мы, на паузе, или как? На себя тоже злился страшно из-за того что хотел бежать к Соне и просить её вернуться. Представил, что всегда так будет: она уходит, я догоняю, и… дал слабину. Решил — гори оно всё огнём, потому и Полину трахнул, чтобы уже без вариантов вернуть всё как было. Проснулся трезвым, и охренел, и назад не отмотать.

— Сонь, всего одна ошибка. Одна! Столько лет назад. Дай мне шанс.

— Да разве в этом дело, — Соня скривила губы, словно сейчас заплачет, но сдержалась, успокоилась.

— С Полиной всё решено, её в нашей жизни больше не будет. Матвей… я придумаю что-нибудь.

— Господи, — жена уронила лицо в ковш из ладоней. — Полина, Матвей… Денис! Не знаю, простила бы я тебе разовый секс с Полиной, если бы на твоём счету только он был. Врать не стану — не знаю. Может, да. Может, нет. Дело не в нём, не в Полине и не в Матвее.

— А в чём тогда?!

— В том, что ты меня не берёг, — ответила Соня горько. — Ты ведь мог попытаться всё исправить, но не стал. Ты не берёг меня, не берёг Макара… я одна осталась, Денис! Сначала пыталась тебе глаза открыть, но ты был слеп, ты нашего ребёнка опасности подверг, и я сделала выбор: пыталась беречь Макара за нас двоих, а тебе дала право выбора. И ты выбрал.

Вскочил со стула, мечтая пнуть его куда-нибудь… в окно, например. Чтобы осколки во все стороны разлетелись!

— Никакого выбора передо мной никогда не стояло. Только ты, Соня! Всегда ты! — выкрикнул, жена усмехнулась невесело, и я добавил: — Не веришь? Я могу объяснить про ту ночь…

— Да поняла я всё про ту ночь: разозлился, решил что всё можно и сделал то что сделал. Я и всё остальное понимаю, Денис, не такая уж я и дура. Полина глазками хлопала, а ты совестливый, на это и попался. Всё понимаю, а принять не могу. Потому что не уберёг нас от всего этого.

Не уберёг…

Почему позволил Полине познакомить меня с Матвеем? Пожалел парнишку, не отталкивать же его было.

Почему после знакомства общался с ним по сети? А как расстроить ни в чем не виновного мальчика, мечтавшего об отце.

И после боёв находил время, проводил его с Матвеем. Подарками заваливал, чтобы проклятое чувство вины унять. И Полине перепадало, Мот поинтересовался как-то, почему я мамочке ничего не дарю — а мне и не жаль было, всё что угодно чтобы откупиться, перестать себя сволочью чувствовать.

Я так не хотел быть похожим на своего отца! Больше всего на свете я этого боялся — стать таким же. Чувствовал что нет любви к Моту. Может, было бы легче, испытывай я к нему антипатию. Но Матвей мне понравился, я привязался к нему, жалел его, а полюбить так и не смог. И давил в себе это чувство нелюбви, ненавидел себя за это — как можно родного сына не любить? Неужели, я как мой отец?

А дома была Соня, Макар. Возвращался к ним, к любимым. И снова была вина: за враньё, за ворованное у них время. А еще вина перед Мотом, ведь к ним с Полиной я приходил, заставляя себя, а к Соне и Макару я летел…

Моту пора было идти в школу, Полина заговорила о возвращении на родину, отец тоже подключился. И я решил: пора. Приедут, я найду как признаться во всём Соне. Не мог больше так жить.

И не уберёг.

Просил Макара врать, обманув собственного ребёнка чтобы он меня прикрыл — Макар ведь даже не понимал этих взрослых игр, он мне как отцу верил. А я подвёл.

И Соню подвёл.

Полину не хотел. Да, я подружился с ней, доверять стал. Жалел её, кретин, даже родство чувствовал — она слушала меня, делала вид что поддерживает. И я вёлся. Тяжело было: Соня не знала правды, а Полина всё знала, с ней можно было быть откровенным. Но не было любви к ней, не было желания, она для меня бесполой стала после той проклятой ночи.

Я говорил ей всё это торопливо, боясь, что перебьёт, не дослушает. И закончил:

— Я каждый раз хотел как лучше. Загнался, не соображал из-за паники, но я клянусь, Соня, я каждый раз хотел как лучше! Я пытался.

— Я верю, — Соня устала от нашего разговора, отвела глаза. — Верю, что как лучше хотел, но важно лишь то что получилось. Ты лишь извинялся передо мной, а действия… ты каждый раз делал только хуже. А шансов было множество. Я каждый раз говорила себе что это последняя капля, но каждый раз это было ложью. Всё можно было если не исправить, то хоть постараться. Денис, — вздохнула