— Не бывать этому! — возопила Эва. — Я велю тебе переговорить со всеми домочадцами и докопаться до правды. Мне же не пристало рыться в «грязном белье».

— Как вам угодно, госпожа.

Лагерда разыскала повитуху, которая принимала роды у Зельмы пять лет назад. Старуха подтвердила:

— Ребёнок родился семимесячным и очень крупным. Бедняжка еле-еле его вытужила… Роды были тяжёлыми, но слава Логосу, всё обошлось благополучно.

Лагерда протянула повитухе два серебряных меркула.

— А, если хорошо подумать: мог этот ребёнок родиться, как и положено, в срок девятимесячным?

Старуха приняла деньги и воззрилась на визитёршу, хитро прищурив правый глаз.

— Такое возможно… Только женщина может точно знать время зачатия…

— Ты смогла бы подтвердить это перед госпожой Эвой? — гнула свою линию камеристка.

Старуха резко спросила:

— Молодая госпожа намерена доказать, что бастард Вульф рождён не от магистра?

— Именно!

Старуха призадумалась.

— А зачем мне это нужно? Я приняла роды и всё… Докапываться до правды не моё дело… К тому же, по слухам, магистр обожает мальчишку…

— Госпожа Эва щедро вознаградит тебя, — пообещала Лагерда, — если ты поможешь ей избавиться от бастарда и его матери.

Старуха усмехнулась.

— Тогда пять лет назад я была убеждена, что ребёнок рождён от магистра… И он был счастлив, держа на руках своего первенца… Нет, я не стану переубеждать его…

Лагерда снова посулила денег старухе, но та стояла на своём. Камеристке пришлось покинуть хижину повитухи «не солоно хлебавши», как говорили у венедов.

Вернувшись в замок, ближе к вечеру, Лагерда обо всём доложила своей госпоже.

— Повитуха знает правду! — ярилась Эва. — Но скрывает её!

— Боится магистра… — уточнила Лагерда.

— Тогда я сама докопаюсь до правды! Прикажи позвать ко мне Зельму!

Зельма уже закончила работу в швейной мастерской и вместе с Вульфом ужинала на кухне в окружении челяди. Первое время женщина чувствовала отчуждение, но затем прислуга приняла её в свой круг.

В разгар ужина в кухне появилась горничная Эвы.

— Зельма, госпожа желает видеть тебя, — передала она приказ в точности.

Зельма ощутила укол в области сердца — поздний визит к Эве не предвещал ничего хорошего. Однако она встала и проследовала за горничной в покои госпожи.

Эва встретила бывшую наложницу в ночном одеянии, нарочито выказывая свои прелести. Зельма тотчас поняла, что Эва ревнует её к магистру и не может смириться с пребыванием бывшей наложницы в замке. Зельма мысленно приготовилась к изгнанию и подумала: «Может быть, это и к лучшему…»

Эва стояла подле пылающего камина, майские ночи были ещё прохладными. Отблески огня играли на её шёлковой рубашке и огненно-рыжих волосах.

— Я слушаю вас, госпожа… — спокойно произнесла Зельма, готовая принять свою участь.

Эва резко обернулась.

— Нет, это я тебя слушаю. Я хочу узнать, как ты попала в замок и как стала наложницей магистра, ещё будучи ландмейстера.

Зельма вздохнула — начало разговора не предвещало ничего хорошего. И Зельма попыталась припомнить события минувших дней, рассказать Эве о своём пленении, опуская излишние подробности.

Когда Эва услышала, что Зельму пленил отряд охотников-следопытов, она сразу высказала догадку:

— Тот охотник наверняка овладел тобой! Твой ублюдок — плод его надругательства!

У Зельмы потемнело в глазах от обиды.

— Нет, госпожа. Он отвёл меня в женский шатёр комтура Конрада фон Анвельта.

— Значит, тогдашний комтур овладел тобой! — ярилась Эва.

Зельма опустила глаза — госпожа Хогерфест была права. Фон Анвельт овладел ею пять лет тому назад.

— Нет, госпожа, — твёрдо ответила Зельма. — Он подарил меня магистру… Вульф его сын… В этом никто не сомневается в замке кроме вас…

Огонь ярости блеснул в серо-зелёных глазах Эвы. Она, сжав кулаки, рванулась к наложнице.

— Ты — грязная девка! Шлюха! Твой ублюдок никогда не был сыном магистра! — Словно безумная возопила она. — Твоё место в таверне! И ты отправишься туда! Каждый солдат будет вправе взять тебя!

Внутри Зельмы бушевал огонь негодования.

— Не смейте оскорблять меня! — Вырвалось у неё. — Я принадлежу магистру! Я — его рабыня! Его собственность! И он никогда не позволял грубо обращаться со мной!

Эва издала стон и попыталась вцепиться Зельме в лицо. Та перехватила руки госпожи и с силой оттолкнула её. Эва резко отпрянула по направлению к византийскому столику с покрытием из золотистого оникса — не удержала равновесия и упала, ударившись головой прямо об угол.

Зельма стояла, словно в оцепенении. Эва обездвиженная лежала подле стола…

Бывшая наложница очнулась, приблизилась к госпоже — та смотрела на неё широко раскрытыми неподвижными глазами.

— Мать Сыра-Земля! — невольно вырвалось у Зельмы. — Помоги мне! Она мертва…

Из виска Эвы сочилась кровь.

Зельма обвела взором комнату, соображая, что же делать дальше. Затем она подхватила Эву и перетащила её на кровать. Прикрыла покрывалом, словно та спит. Немного постояла подле её… Перевернула голову так, чтобы не было видно раны на виске… И прикрыла Эве глаза. Со стороны казалось, что госпожа Хогерфест мирно спит.

После этого Эва взяла сосуд с вином и пролила его содержимое на византийский столик и мозаичный пол, где виднелись следы крови. Кровь и вино слились в единую красную массу.

— Прочь из замка… Бежать… — тихо произнесла Эва и усилием воли попыталась придать своему лицу достойный вид. — Но как это сделать?..

Она вышла из покоев Эвы, плотно затворив за собой дверь. Подле двери, ожидая приказаний, сидели на мягкой скамье Лагерда и горничная.

Увидев, внешне спокойную Зельму, Лагерда резко поднялась со скамьи.

— Госпожа легла спать. Она дурно себя чувствует. Я не предполагала, что история с моим сыном заставит её так волноваться. — Предвосхитила вопросы Зельма.

Лагерда сделала шаг по направлению к двери. Зельма жестом остановила её.

— Госпожа просила не тревожить её до утра. Она случайно пролила вино, когда гневалась на меня…

Лагерда отступила — Зельма говорила убедительно. Бывшая наложница с достоинством удалилась. Горничная по обыкновению устроилась на ночлег на мягкой скамье подле покоев Эвы. Лагерда, ещё немного постояв, также отправилась спать в свою крошечную комнатку.

Зельма вернулась к себе в комнату — сын мирно спал на соломенном тюфяке. Женщина присела к ребёнку.