никуда не деться. Почему мой сын, мой настоящий сын должен погибнуть из-за отца, нашедшего уютного норку, чтобы отсидеться.

Я думаю, что было бы, если бы этот мир уцелел. Какой бы я стал через 10 лет? 20?

Нянчил бы внуков, а перед глазами все время стоял заплёванный, залитый соляркой багдадский асфальт, и мой единственный сын в хорошем дорогом костюме на нем мертвый.

Я бы, наверное, уходил в себя, проваливался в свои тягостные думы все чаще. Сашка и внуки допытывались, ничего не понимали:

— Что с тобой, деда? Ау! Почему ты плачешь?

Этому сыну бы я помог. А кто поможет моему?

Когда мы угнали автомобиль соседа, я даже не оглянулся на дом. Чужой мне дом.

Бункер.

Бункер находился под зданием, где раньше располагался обком КПСС, а перед зданием возвышался памятник Чапаеву, на который Илья уставился зачарованным взглядом.

— Есть информация! — понял я.

— Архитектор изобразил Чапаева скачущим и замахивающимся шашкой прямиком на обком. Это было недопустимо. Памятник заставили доработать. Теперь можно видеть, что у Василия Иваныча кривой замах, словно он кого-то наискосок хочет рубануть.

— Важная информация! — согласился я. — Но как мы попадем в бункер?

— Бункер не является сверхпопулярным местом у горожан. Ведь Сталин в нем так и не появился. Часты перерывы, когда нет экскурсий. Сейчас как раз такой момент.

— И это конечно еще одна случайность? — с издевкой спросил я.

Он ответил совершенно серьезно:

— Проект не допускает случайностей. Надо лишь следовать ему. Можно не следовать, но тогда Проект нас просто раздавит.

— Спасибо, утешил! — кисло поблагодарил я.

Вход в бункер был со двора. На стене висел рекламный щит музея, рядом железная дверь. Никакой тайны.

— Как мы ее откроем? — не успел я спросить, как Илья не заморачиваясь дернул ручку, внутренний замок поспешно провернулся.

Иметь ключи от Проекта бывает очень полезно.

За дверью находилась комната с рекламными буклетами и сувенирами, которую Илья миновал, не останавливаясь и вывел меня прямиком на лестницу. Он сказал, что есть лифты, но ими лучше не пользоваться.

— Им больше 70-ти лет! Можно провалиться прямиком в ад! — сказал он непонятно.

Лестница располагалась в шахте, своей полукруглой стеной, напоминающей тоннель метро, сооруженный вертикально. Ее так и рыли, ведь строители были метростроевцы.

Лестница вела на 12 этажей в глубину. Ступени узкие, пролёты короткие, места мало. На лестнице с трудом расходились 2 человека, а жирный сын прокурора даже один бы не прошел.

Мы спустились едва ли на половину, как все озарил пульсирующий свет и зазвучала воздушная тревога.

— Это антураж экспозиции! Пришел сторож, увидел открытую дверь, сейчас орать начнет! — пояснил Илья.

— Спасибо успокоил! — поблагодарил я.

— Эй, вы там! А ну вылазь! Полицию я уже вызвал! — раздался зычный голос.

Вкупе с воздушной тревогой и всполохами экспозиция была еще та.

— Ускоряемся! — подгонял Илья.

А что ему? Молодой. Год под землей отдыхал.

Сверху уже грохотали ботинки русгвардейцев.

— Повяжут! Ей Богу, повяжут! — выдохнул я на ходу.

Вдыхать уже был не в силах. Легкие горели. Сердце, по-моему, остановилось.

Илья подхватил меня под руку и дотащил до самого дна, где зияли открытые гермоворота.

В бункер.

Бункер внутри не производил впечатление, что он расположен глубоко под землей. Яркое освещение, деревянные панели на стенах, зеленая ковровая дорожка на полу. Страдающим клаустрофобией ничего не грозило.

Мы пошли по коридору, заглядывая в кабинеты. Среди них оказался и зал правительства с длинным столом, крытым зеленым сукном, с красными ковровыми дорожками, с картой на стене.

Илью зал не заинтересовал. Он вел себя как пес, идущий по одному ему ведомому следу.

Миновав пару кабинетов в стиле печально знаменитого 37-го, мы оказались в комнате отдыха вождя. На паркет уложены красные дорожки. На диване белый чехол. На столе лампа с белым абажуром.

Надо сказать, что к этому моменту я окончательно уверился, что наша затея провалилась, и нас повяжут. В коридоре грохотали ботинки, и слышались громкие переговоры по казённой рации. Я предлагал Илье закрыть гермоворота, как он умеет, он только отмахнулся. Мол, нет необходимости.

Илью вид опочивальни вождя оставил равнодушным. Быстром шагом пересекая ее, он буквально ворвался в сортир.

Сортир туристам не показывали, и вид его был ужасен. Если кто-то пользовал его во время постройки, то с тех пор даже никто не смывал. Раковина рассохшаяся и ржавая. Трубы обрезаны и давно.

— Они здесь! — крикнули в дверь.

Судя по крику, мы оставались на свободе последние секунды. Однако Илья даже, не изменившись в лице сильно пнул раритетный унитаз. Тот упал набок, выворотив изрядный кусок пола. Внизу была пустота.

— Прыгай! — приказал Илья. — Здесь невысоко. Метра полтора до пола.

Чтобы я не сомневался, столкнул меня вниз. Я инстинктивно поджал ноги, но удара не последовало. Ноги попали в мягкое. Потеряв равновесие, я упал вперед, что не позволило Илье приземлиться мне на спину.

Он помог мне подняться и убраться от бункера дальше. И вовремя. Торжествующие крики доказали, что лаз обнаружен. Кто-то просунул башку вниз, которая хорошо была видна свету. Илья удачно залепил в нее подхваченным с полу свалявшимся мусором. Башка убралась. Раздались команды готовить фонари.

— Никуда они не полезут! — успокоил Илья, зажигая фонарь.

Я даже спрашивать не стал, откуда он его взял.

Луч осветил круглую бетонную трубу высотой метра полтора. Сухую, с кучей лежалого мусора внизу. В метрах десяти труба делала поворот.

Илья пошел впереди, освещая дорогу, я за ним. Ощущение времени пропало через полчаса, воздух теплый и спертый, лица покрылись липким потом.

Через полчаса нам встретился первый коллектор. Расширение прямоугольной формы. В шершавой стене пара круглых дыр, из которых свисало давно высохшее до полной мумификации тряпье. В дыру побольше можно было пролезть, но делать этого не пришлось.

В продолжении круглого тоннеля попалось и первое крупное разветвление. В этом месте наш тоннель под прямым углом пересекал точно такой же по диаметру. Только что хуже, там тек мелкий, но зловонный ручей. Как я и опасался, Илья выбрал его.

Я по привычке засек время по часам. Когда шли, я старался не наступать в воду, но гладкие круглые стенки тоннеля раз за разом заставляли ноги соскальзывать. Ботинки сразу промокли.

С того самого момента, как мы оказались в подземелье, мне было не по себе. Луч фонаря освещал лишь небольшой интервал. Воображение рисовало монстров в окружающей нас плотной темноте.

Дно тоннеля в одном месте просело, в этом месте накопилась крупная лужа. При нашем приближении по поверхности прошла рябь. Нечто длинное и крупное мелькнуло и быстро ушло в